Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

— Благодарю за заботу! Не нужен мне твой врач! А будет нужда, без тебя обойдусь! Если уж ты такой заботливый, подумай о дочери. Ты же отец! Погляди, какая она стала!

— Алагёз? — удивился Гюнашли. — Что с ней приключилось?

— М-м-м… — промычала Мархамат. — И он еще спрашивает! Нежный папаша…

Гюнашли, обычно терявший покой, едва упоминалось имя Алагёз, на этот раз остался спокоен. Понимал: если бы с дочерью что-нибудь случилось, Мархамат не стала бы спокойно лежать на диване, а кинулась бы к нему, едва он переступил порог. Очередной каприз.

— Мархамат, есть ли у тебя совесть! — начиная сердиться, сказал Сохраб. — Я должен садиться за работу, а ты…

Слова мужа подействовали на Мархамат, как горящая спичка, поднесенная к пороховой бочке. Она вскочила:

— Твою дочь оскорбили!

— Кто?

— Тот, кого ты восхвалял и лелеял, возносил до небес… вот кто!

— Говори яснее. У меня нет времени разгадывать загадки.

— «Нет времени»! У него, видите ли, нет времени!.. Ко всем чертям твое драгоценное время! — Мархамат тряслась как в лихорадке. — Кто должен оберегать честь семьи?..

— Прекрати пустословие, говори, в чем дело! — Голос Гюнашли стал злым, лицо потемнело.

Взглянув на мужа, Мархамат присмирела. Сохраб редко терял терпение. Но уж если терял… Махнув рукой, уходил в кабинет, закрывался изнутри на ключ, и тут кричи, вопи, рви на себе волосы — ничто не поможет. Худшего наказания для Мархамат придумать было нельзя. Потому она мгновенно прикинулась жалкой, обиженной и стала торопливо рассказывать то, что всего какой-нибудь час назад излагала Бадирбейли, конечно, в несколько иной интерпретации. Но ведь важна суть дела!

Сохраб терпеливо выслушал жену, с насмешкой глядя на ее расстроенное лицо, вздохнул, покачал головой:

— Мархамат, я тебя насквозь вижу. Все это выдумка!

— Что слышат мои уши! — крикнула Мархамат. — И ты смеешь мне в лицо говорить такое?! О, почему не разверзнется земля и живьем не поглотит меня! Позор, позор на мою голову!

— Прекрати крик! Здесь нет глухих.

— Ты заставляешь меня кричать, ты! — не унималась Мархамат. — Горящим углем жжешь мое сердце! Или тебе не жаль дочери? Или ты не отец ей и не желаешь счастья?

— Приди в себя, Мархамат, открой глаза и оглядись! Откуда в тебе столько мещанства? Что за представления о семейном счастье? Времена переменились! Вспомни, в каком обществе ты живешь. Ты, образованная женщина, хочешь кого-то насильно женить на своей дочери!

Спокойные слова Сохраба не возымели никакого действия.

— Но она любит его, понимаешь, любит! — Мархамат топнула ногой. — Этот авантюрист нашел путь к ее сердцу!

Сохраб стукнул кулаком по столу:

— Довольно! Наслушался. Прекрати грязную игру! Ты и девочке заморочила голову! Делаешь нас посмешищем… Отвяжись!

Мархамат никогда не видела Сохраба в таком гневе. Она испугалась и уже готова была отступиться, но язык оказался сильнее разума.

— Что ж, я отвяжусь! Но если с Алагёз что-нибудь случится, ты будешь виноват! И тогда не жди от меня пощады…

Ничего не ответив, Гюнашли ушел в кабинет, заперся и сел за стол. Долго не мог сосредоточиться, перо было неподвижно в его руке, строчки не ложились на бумагу…

Было два часа ночи. Отчаянный тоненький крик огласил квартиру, — так кричит жеребенок, увидев волчицу… Гюнашли выбежал из кабинета. Крики неслись из комнаты Алагёз. Забыв обо всем на свете, в страхе он кинулся туда.

Алагёз без сознания лежала на полу, страшные судороги сотрясали ее худенькое тело. Руки сжаты в кулаки, рот посинел, глаза закатились.

У Гюнашли упало сердце. Вот уже три-четыре года, как не случалось с ней таких припадков. Бывало, что болезнь давала рецидивы, но обычно все обходилось. Врачи утверждали: еще год-другой — и болезнь пройдет бесследно. Что же случилось?.. Он стоял растерянный, испуганный… Мургуз Султан-оглы склонился над внучкой, пытался поднять ее, успокоить. Но у старика не хватало сил, и Сохраб бросился на помощь отцу. Подняв Алагёз на руки, они уложили ее в постель.

В комнате появилась сонная Мархамат.

— Родная моя, — причитала она, — некому позаботиться о тебе! Некому защитить от злого рока…

Рыдая, она искоса поглядывала на мужа, надеясь своими воплями вызвать его на объяснение. Но Сохраб угрюмо и упорно молчал. А Мархамат не унималась:

— Погляди на свою дочь, знаменитый ученый… Называл меня сводницей, мещанкой… Что скажешь теперь, как еще назовешь меня?..

Но Гюнашли даже не обернулся в ее сторону. С грустью глядел он на дочь. Не добившись от мужа никакого ответа, Мархамат обратилась к свекру: