Анатолий Медников - Открытый счет

— Ишь, хозяевами смотрят! — выругался Мунд.

— Так куда же нам идти? — спросил Эйлер.

— Всё-таки на запад. Только на запад! Слушай меня внимательно и запоминай, — жарко зашептал Мунд в ухо Эйлеру. — Пройдёт время, и всё изменится. Время — великий исцелитель. Оно смоет ту грязь, которой сейчас обливают фюрера. Новые поколения немцев оценят наше время великих походов и покорения чужих стран. Надо только переждать и перетерпеть… "Мы ещё живы, и мы ещё дышим!.." Так сказал доктор Геббельс. А пока я дышу, я надеюсь! Ночью мы переберёмся на ту сторону. Со мной не пропадёшь, — решительно заявил Мунд и схватил Эйлера чуть повыше кисти, сильно и ободряюще сжав руку.

Эйлер промолчал. Чего ему искать на том берегу? Где бы он хотел сейчас очутиться — так это на Одере, в своём городке, в родном доме. И, только зная вспыльчивый нрав скорого на расправу Мунда, Эйлер не решился признаться ему в этом.

"Подождать до ночи? Ну что ж, подождём, там видно будет", — подумал Эйлер.

Они вышли из Ней-Руппина и попали в лес южнее города. Он весь буквально кишел сторонящимися друг друга группами военных людей и в штатском. Все они искали способа перебраться через Эльбу.

Русские ожидались здесь со дня на день. Они гнали впереди себя разрозненные остатки 9-й и 12-й немецких армий. Непрерывными дневными и ночными переходами эти части старались оторваться от противника, в то время как их арьергарды сдерживали преследующих.

Среди беженцев, очутившихся на Эльбе, ходили слухи, что русские уже встретились с американцами неделю назад в районе Торгау, а немцы восточнее города Стендаля создают предмостное укрепление и строят там переправы, несмотря на официальный отказ американского командования.

Услышав об этом, Мунд уверенно заявил:

— Вот увидишь, американцы будут смотреть сквозь пальцы на эти переправы. В конце концов, они прикроют нас своими спинами. Главное — уйти от русского плена.

Эйлер кивал, но продолжал отмалчиваться. Для него наступил тяжёлый час испытания, час принятия решения, которое определит многое, если не всё в его будущей жизни. Перейти сейчас Эльбу — значит переломить свою судьбу. Здесь, в этом лесу вблизи Ней-Руппина, Эйлер это понял со всей ясностью. Надо сделать выбор, решающий, может быть, роковой.

"Ну что же, Эйлер, думай, — сказал он себе. — Думать много — это ещё не значит думать долго!"

Как же всё это сложно и трудно. Он жил с Мундом и в Берлине, разве мало он думал в бессонные ночи, когда смотрел на горящий город или бежал в убежище, слыша за спиной нарастающий свист бомбы, которая разрывалась где-то совсем рядом!

И всё-таки тогда в нём ещё не созрела решимость сделать окончательный выбор. Да, тогда он колебался, на что-то надеялся, мучительно ждал каких-то перемен, а пока подчинялся воле и приказам Мунда.

В тот день, когда штурмбанфюрер и он дезертировали из батальона особого назначения, они чудом выбрались из центра города через парк Тиргартен, а оттуда на Халензее и Целендорф, юго-западную окраину Берлина. К счастью, у Мунда нашлась карта города, и он показал на ней, как Берлин взят в клещи войсками двух русских фронтов, соединившихся у Кетцина.

— Что же делать? — спросил тогда Эйлер.

На это Мунд ответил, что если они переоденутся в штатское, то, возможно, им удастся проскочить через неплотные боевые порядки русских. По слухам, они, не обыскивая, пропускали беженцев и на восток и на запад…

В Целендорф Мунд и Эйлер попали как раз в тот момент, когда танковая часть русских, готовясь к дальнейшему продвижению вперёд, накапливала боевые машины на улице под прикрытием стен домов. Эйлер, к изумлению Мунда и удивившись сам своей смелости, подошёл к молоденькому лейтенанту в танковом комбинезоне и со шлемофоном на голове и попросил хлеба.

— Гляйх, — ответил лейтенант и почему-то заулыбался, словно бы обрадовался этой просьбе, потом через командирский люк полез в танк, вынеся оттуда полбуханки хлеба.

— Зачем вы идёте из города? — тут же спросил он, покровительственно похлопав Эйлера по плечу. — Мы тут на днях кончаем войну, и начнётся хорошая, мирная жизнь.

— У меня там… больная… тёща… — запихивая в рот большой кусок, с трудом выговорил Эйлер и неопределённо махнул рукой куда-то на юг.

— Он так любит тёщу, что рискует жизнью. Это редкий человек! — снова улыбнулся лейтенант. Он тут же повторил это по-русски, показывая на Эйлера другому танкисту, чья большая голова в шлеме, похожая на чёрный кочан капусты, высунулась из люка.