Анатолий Медников - Открытый счет

Квартиры, брошенные хозяевами перед паническим бегством из города и загаженные потом немецкой солдатнёй! Какое они представляли собой омерзительное зрелище! Здесь никому и ничего не было дорого. Эсэсовцы и фольксштурмовцы, солдаты и офицеры в предчувствии скорой развязки и возможной гибели с пренебрежением и даже ненавистью относились к чужим вещам, которых нельзя унести и которые наверняка переживут многих из тех, кто валялся на этих кроватях, испражнялся прямо на полу и стрелял из окон, превратив их в амбразуры.

Сколько уже видел таких квартир Сергей, сам жил в них, а всё же не мог привыкнуть к этой картине истребления имущества, тошнотворному запаху грязи, дерьма, гари и всепроникающей пыли, которая, словно бы не падая, висела сейчас над Берлином, как серовато-жёлтая туча.

Сергей посмотрел на часы. Прошло минут десять. Огонь нашей артиллерии стал реже. Автоматы и пулемёты почти молчали. Неожиданно в комнату вбежал Габбидулин и передал, что немцы поднимаются по лестнице, слышны шаги.

„Вот сейчас это произойдёт“, — подумал Сергей, чувствуя, что сердце начинает брать разгон в уже знакомом нервном напряжении, которое особенно сильно не в момент боя, а вот в такую минуту томительного и мучительного ожидания.

Он подошёл к двери, около неё на корточках, смотря в скважину замка, сидел Петушков.

А тем временем по лестнице топали подбитые металлическими подковами ботинки. Немцев было двое или трое. Кто они, что за люди? Сейчас разведчики возьмут их в плен живыми или убьют и бросят трупы на этом бетонном полу лестницы.

Так кто же они? Раньше Сергей никогда не задумывался над этим.

Командир взвода редко видит своего противника в лицо, во всяком случае пока идёт бой. Пленный же солдат мало что имеет общего с тем, у кого в руках оружие.

„Немец!“ Этим словом определялось всё.

Для солдата в атакующем строю нет человека по ту сторону фронта, нет личностей, есть только противник. А для разведчика? Для разведчика иное дело. Он видит вблизи глаза того, кому приказывает, борясь с ним, слышит его дыхание. Он может сломить волю врага, а может и не сломить. Он что-то кричит „языку“, и тот может ему ответить. Разведчику не безразлично, с кем он имеет дело — с матёрым ли эсэсовцем, юношей фолькстурмовцем, бывшим рабочим или бывшим лавочником. Коротка эта минута схватки, поединка разных воль, но и она всегда стычка характеров.

Но начать думать о противнике — каков он, имеет ли семью, детей, хорош ли, плох, — вдвойне опасней для разведчика, ибо это обращает его мысленный взор и на себя самого, ведёт к воспоминаниям о своей жизни, а их-то в эту минуту надо решительно отбросить.

С чего начинается любой решительный поступок на войне? С того, что человек перестаёт думать о себе. Любое проявление трусости начинается тогда, когда человек начинает думать только о себе.

Это Сергей понял не сейчас, а в том бою за Одером, когда они потеряли Бурцева. Человек может испытывать страх, но всё равно быть способным на решительные поступки.

„Бойся, но не трусь! — так не раз говорил ему Самсонов. — Боятся даже самые храбрые люди“. Теперь Сергей уже твёрдо знал, что не надо страшиться этой боязни, и если у тебя вот так, как сейчас, чуть подрагивают руки, то это ещё не значит, что ты трус и не выполнишь своей задачи.

Одного боялся Сергей: как бы предательски не начал тикать в его теле икотный будильник.

„Только не это, — твердил он себе, — только не это!“

А немцы тем временем топали по каменным ступеням всё громче, и вот на площадку вышли двое солдат с ручным пулемётом в руках и направились к двери, за которой притаились разведчики.

Ещё за минуту до этого Сергею не хотелось, чтобы пленными оказались молодые ребята из гитлерюгенд или фольксштурма.

— Пусть будет какая-нибудь злобная и старая сволочь, больше знает, — шепнул он Петушкову.

И вот, словно по заказу, оба появившихся солдата были лет под сорок. Один с костлявым, заросшим чёрной щетиной лицом и в очках, а другой был рыж, ослепительно рыж, с нежной, как у всех рыжеволосых, кожей шеи.

— Тише, все! Внимание! — шёпотом выдавил Сергей.

Медленно открывалась дверь… и, как только немцы вошли в комнату, Сергей, вспомнив, как всегда в таких случаях Бурцев ликующе кричал „Хэндэ хох!“, тоже крикнул „Руки вверх!“, одновременно с Петушковым обрушив приклады на головы и черноволосого и рыжего.

В ту же минуту остальные разведчики выскочили на площадку, установили трофейный пулемёт, и Сергей, Петушков и Габбидулин начали приводить в чувство упавших немцев.