— Неужели это немцы?! — спросил Вендель.
Он стоял рядом, и Зубов чувствовал теплоту его плеча и видел его глаза, в которых застыло удивление и усталость и ещё отблеск той внутренней боли, о которой Зубов мог только догадываться.
— Неужели это немцы? — повторил Вендель. — До войны такое можно было увидеть только в кинофильмах о золотоискателях, о переселенцах, где-нибудь на американском диком Западе. Но здесь у нас, в Германии. Дико!
— Это немцы, Вендель, и тем опаснее, что страна охвачена психозом страха и подозрительности. А нам надо идти к Шведту, — сказал Зубов.
— Вы больше помалкивайте, говорить буду я, запомните, вы русский, пригнанный на работу. Откуда? Ну, скажем, из Сухиничей. Держитесь спокойнее, но не слишком равнодушно. Равнодушие всегда подозрительно. Итак, пошли, — сказал Вендель и шагнул на дорогу.
В толпе беженцев никто не обратил на них внимания. Полицейские на шоссе встречались редко, было много военных, особенно из гитлерюгенд, пятнадцатисемнадцатилетних подростков в коричневых рубашках или зелёных френчах. Худые мальчишеские шеи выглядывали из-под стоячих воротников, тонкие руки держали автоматы, почти у всех были лихо сдвинуты набекрень пилотки, и лица выражали любопытство, азарт и напускную решимость.
Знавший о гитлерюгенд по документам, Зубов воочию увидел этих мальчишек и рядом с ними фольксштурмовцев. Молодость нации и её дряхлость, облачённые в военные мундиры! Это их имел в виду Геббельс в своих воззваниях, когда кричал, что наконец-то начинается настоящая тотальная война. Молодое поколение немцев, ставшее первой жертвой нацистской лжи, здесь, под Берлином, окажется и последней жертвой войны.
Гитлерюгенд, фольксштурм, колонны, колонны! Зубов знал, что гражданское население Шведта почти всё разбежалось. Окрестности опустели, земля во многих местах оказалась затопленной после взрывов дамб на каналах. Запустение.
— Работа эсэсовцев! — мрачно оглядываясь вокруг, пробормотал Вендель.
Он уверенно шагал по шоссе, лишь иногда обмениваясь с едущими на запад короткими фразами. Никто не спрашивал у них, зачем они идут в Шведт. И Зубов подумал, что немецкие мужчины и женщины потеряли интерес ко всему, что не касалось сохранения маленького беззащитного ручейка их собственной жизни в этом мутном, бурном, нескончаемом потоке людского несчастья, который заполнил собою до краёв все дороги Германии.
Перед самым городом Зубов предложил свернуть в лес, примыкавший к окраине Шведта. Здесь Вендель зарыл под сосной свою рацию. На дороге перед самым городом могли оказаться посты заградительных отрядов.
Затем, минуя маленькие озерца, разведчики проникли на улицы Шведта с их небольшими особняками, сложенными, как и почти все старинные дома в Германии, из тёмно-красного кирпича.
Тихие улицы вели к центру города и его торговому центру. Там на площади возвышалось видное издали конусообразное, с острым шпилем здание ратуши. Как и все малые города Померании, Шведт как бы каменными кругами разрастался от базара, как от эпицентра жизненных интересов населения.
— Смотрите, Александр Петрович, сколько в Шведте пивнушек, — сказал Вендель, когда они шли по улице к ратуше. — Уйма!
— А промышленности никакой. Церкви и пивные.
— Мы, немцы, обожаем пиво. Немецкая пивная — это ведь больше чем, как это по-русски, „забегаловка“. Это и клуб, и маленький театр, и микропарламент. Споры, новости, вырабатывается общественное мнение.
— А мюнхенскую пивную помните, где выступал Гитлер? Надо бы после войны это здание сжечь, а пепел развеять.
— Да, верно, а всё же мы, немцы, любим пиво…
…От окраины до центра ходьбы не больше пятнадцати минут. Чем ближе к центру, тем больше разрушенных домов. От бомбёжки и взорванных нацистами. Они выполняли директиву о выжженной земле.
Вендель подсчитал — разрушенным оказывался чуть ли не каждый третий дом. Город поредел, словно бы его проборонили взрывами.
— Работа эсэсовцев! — снова с ненавистью пробормотал Вендель.
Группа „Бывалый“ шла в город, чтобы разведать инженерные сооружения противника, систему зенитной обороны. Дивизия Свиридова стояла как раз напротив этого города. С фронта ли, с флангов, а именно ей придётся брать Шведт. Так думал Зубов.
Вендель не стал отговаривать Зубова идти в город, хотя и не преуменьшал опасности: документов у них не было, как, впрочем, и у многих немцев, потерявших бумаги в кутерьме принудительной эвакуации. Провалиться можно было при встрече с патрулями, при облаве, задав нелепый вопрос случайному прохожему.
Читать дальше