Анатолий Медников - Открытый счет

Прошёл уже месяц, как Зубов приехал на фронт из Москвы. Тогда была зима. А сейчас в последней декаде марта бурно наступающая весна прочно укрепилась на берегах Одера.

На переднем крае от Силезии до моря наблюдалось в эти дни затишье, и казалась несколько странной общая установка командования на упорную и длительную оборону.

Союзники на западе подходили к границам рейха. Берлин лежал за Одер-фронтом всего лишь в шестидесяти километрах. Гитлер, по агентурным данным, только и жил надеждой столкнуть лбами советские и союзные армии на территории Германии. Да и не таков был характер у Верховного, чтобы медлить с завершающим ударом. Одним словом, в длительную оборону что-то не верилось.

Но приказ есть приказ. И Зубов твердил своим сотрудникам об обороне, а те повторяли эту версию, возможно и воспринимая её как средство преднамеренной дезинформации противника.

Тем более что достаточно было выехать на любую асфальтированную дорогу, ведущую на восток, чтобы увидеть, как подтягиваются к фронту новые части, а в лесах, невидимые, но слышимые, мощно гудят танковые моторы.

Солнце в этот день грело по-летнему, бурая и прелая листва уже вытеснялась свежей зеленью, цвели дубки, клёны. Берёзы, распушив ветки, стояли, словно бы в нежно-лимонном тумане, и разогретая земля пахла густо и сладко.

— Хорошо! — несколько раз повторила Лиза. — Боже, как хорошо! Даже не верится, что может быть так верной в этой проклятой неметчине.

…В приёмной начальника политотдела Рыжих у окна работал адъютант полковника, за другим столом вольнонаёмная машинистка сердито стучала по клавишам машинки, и в воздухе мелькали её наманикюренные ногти. Зубов заметил, что Лиза посмотрела на свои, давно уже не видевшие лака.

Дом, который занимал начальник политотдела в отгороженном шлагбаумом квартале города Зельдина, принадлежал богатому немцу. Панели в приёмной обиты красным деревом. По углам стояли красивые вазы в виде древнегреческих амфор, на стенах рога, обилие их особенно поражало в самом кабинете Рыжих, где был камин, ковры и пальма около письменного стола.

Зубов и Лиза осторожно присели на краешек дивана под какой-то массивной рамой, не слишком уверенные в крепости крюков, на которых держалась картина. Вместе с ними тут находилось ещё несколько офицеров из дивизии, подполковник — лектор из Главпура и корреспондент Всесоюзного радио.

Рыжих, плотный, кряжистый, с крупным лицом, почти всегда улыбающийся, с выпяченными вперёд губами, которые только усиливали впечатление добродушия и уравновешенности характера, кивнул Зубову, показал глазами на офицеров, как бы говоря: придётся подождать, видишь, сколько дел!

Дел и забот у него сейчас действительно было много. Зубов и сам видел, как осложнилась политическая работа в частях за немецкой границей. Пропагандировавшийся в течение всей войны лозунг: «Где бы ты ни увидел немца — убей его!» — нуждался теперь в серьёзных поправках. На повестку дня остро встал вопрос об отношении к немецкому населению, к тем, кто не имел непосредственного касательства к нацистским зверствам и всей гитлеровской военной и политической машине.

Стоявший около начальника политотдела незнакомый Зубову майор зачитывал вслух выдержки из своего политдонесения, и Рыжих, подняв палец, отмечал таким образом поучительную серьёзность излагаемых фактов.

— «В России немцы не считались с нашими семьями, сжигали дома, вешали народ, расстреливали, а мы их жалеем, да ещё кормить начинаем — недостойны они этого». Это заявил старшина Скотько, — пояснил майор.

— Понятно, читай ещё, — приказал Рыжих.

— «Мне жаль отдавать немцу не только хлеб, но даже воду». Слова лейтенанта Шехонцева.

— Дальше.

— «Мы слишком добры стали к немцам. Даже материальные условия жизни обеспечиваем. Скоро забыли об их злодеяниях, которые они совершали на нашей земле…» Солдат Горбунов.

— Хватит. Какой даёшь анализ этому? — спросил Рыжих майора и тут же сам ответил: — А вот такой — недоработка наша, товарищи! Слабо разъясняем великую освободительную миссию нашей армии и на тему: будущее свободной демократической Германии.

— Ясно, товарищ полковник, — отчеканил майор.

— Ясно, да, видать, не очень. Если бы тут не посторонние, я бы тебе напомнил, какие у вас в дивизии есть безобразные факты. Недисциплинированность, грубое отношение к немкам, пьянки. И ещё кое-что похуже. Мы всё тут знаем и будем строго взыскивать.