— Постойте, — прерывает его Следователь, — что за бесчинства имел в виду Франц?
— Насколько я понял, все, какие только возможны. Дойти до грани. Забыться. Быть на волоске от смерти. Я думаю, что они испробовали все развлечения, все возможные и невозможные наркотики, всё, что им предлагал Зорн, чтобы «почувствовать дуновение смерти», как сказала мне Роза в Вене, когда мы остались с ней вдвоем, без Курта и Зорна, которого она страшно боялась. Итак, я спросил у Франца, с каких пор его отец с такой одержимостью стал посещать ясновидящих. «Наш отец никогда не предпринимает что бы то ни было без консультаций с этими жуткими личностями, — ответил Франц. — Когда мы были детьми, один из них оказал на него особенно пагубное влияние. Он позволял ему ненавидеть нас, а меня — более, чем остальных. Мы не должны были писать, так как лишали, по его словам, творческой энергии нашего отца. Нас нужно было отдалить от Юлия, которому мы всегда давали читать свои сочинения. Этот ясновидящий утверждал, что Юлий, одобряя наши поступки, пытается вооружить нас против отца».
— Как это — вооружить? — спрашивает Следователь.
— Он считал, что для Юлия наши сочинения были своеобразным оружием, с помощью которого он надеялся свергнуть с постамента такого колосса, как Карл. «Своим творчеством мы якобы должны были убить нашего отца, — сказал Франц, поворачивая на другой галс и жестом показывая, чтобы я пригнул голову и не стукнулся о гик. — Самое ужасное, что этот маг не ошибался. Для Юлия мы действительно были удобным оружием, и он очень гибко и умно манипулировал нами. Например, он помог Розе опубликовать ее первое творение. И какой резонанс! Дочь «великого» Найя выпускает выдающееся произведение! Какое событие в мире литературы! С каким извращенным удовольствием критики осыпали Розу похвалами! О чем говорилось в этом произведении? Конечно же, о любви. Но о какой любви? Об эротической любви между братом и сестрой. В средние века такой текст сразу сожгли бы на костре вместе с автором; в прошлом веке автора сожгли бы на медленном огне в какой-нибудь камере или монастыре, предварительно загнав под ногти иголки; пятьдесят лет назад произведение сожгли бы, а автора поместили бы в психушку для богачей. Теперь же произведение уничтожают комплиментами, а его автора выставляют на обозрение…
— Миллионам жадных до зрелищ зрителям! — прерывает его Поэт-Криминолог. — В общем, ваш дорогой Франц пытался доказать бесполезность литературной критики.
— В то время литературная критика еще имела смысл. Конечно, сейчас…
— Давайте не отклоняться от темы, — нервничает Следователь.
— «Чувствуя поддержку и одобрение со стороны дяди Юлия, Роза публикует второй роман, совершенно неожиданный для молодой девушки — очень волнующий и по-настоящему художественный. Я обожаю свою сестру, — сказал Франц, — сегодня никто не пишет, как она. Ею руководит что-то свыше. Последние произведения, где речь идет о смерти, как литературная капельница…»
— Молчите! Молчите! — восклицает Поэт-Криминолог. — Только не произносите эти слова!
— Сожалею…
— О, извините, — бормочет Поэт-Криминолог. — Некоторые слова нельзя так использовать… да, есть метафоры… но… я весь на нервах… Правда, простите! И продолжайте. Ничто не успокаивает меня так, как ваши рассказы.
— Выпейте, мой друг, и успокойтесь, — говорит Следователь. — Так что еще интересного рассказал Франц Най?
— Мы по-прежнему неслись на паруснике в пене и брызгах, и наши спины совсем промокли. «А вы читали книги моей сестры?» — громко прокричал он, так как из-за сильного ветра почти ничего не было слышно. «Да-да, — ответил я с такой восторженностью, что он засмеялся. — Я взялся за это исследование именно для того, чтобы показать, что большая литература находится совсем не там, где присутствует «великий» Карл Най!» — попытался я перекричать оглушительный шум бури. Франц в это время отчаянно старался выровнять парусник, лавируя среди бушующих волн, чтобы добраться до устья и как можно быстрее встать на рейд в каком-нибудь укрытии. Ветер продолжал все усиливаться. Вдруг маленький парусник, слишком накренившись под очередным его порывом, перевернулся, и мы были вынуждены добираться вплавь, борясь с огромными волнами, до одного из военных кораблей, стоявших на якоре при заходе в порт. Нам спустили веревочную лестницу и…
— Как?! — восклицает Криминолог. — Всё это похоже…
— На генеральную репетицию постановки, в которой, правда, не окажется лестницы, — смеется Литературовед.
Читать дальше