Серж Резвани - Загадка

— В случае с Зорном, Розой и Куртом их уход в мир иной оставлял после себя пустоту, — перебивает его Литературовед. — Зорн был хромым бесом.

— Вы подразумеваете Лесажа [11] Лесаж Ален Рене (1668–1747) — французский писатель. Автор романа «Хромой бес». , которого вдохновил Велес де Гевара [12] Велес де Гевара Луис (1578–1645) — испанский писатель. Плутовской роман «Хромой бес». …

— Не будем своими шутками раздражать нашего друга Следователя. Вспомните, что говорил Дидро в «Жаке-фаталисте»: «Если вы благодарны мне за то, что я сказал, то представьте, сколько я еще не сказал». Не стоит забывать, что Зорн в глубине души был невероятно раним. Когда я узнал его получше, то понял, что он страдает от своей посредственности. Гордый Зорн, интеллигентный и язвительный Зорн, был посредственным актером. Да, посредственным, и он это знал. Розе все-таки удалось пристроить его в фильм, съемки которого начались в Вене. И Зорн был этим глубоко уязвлен. «Нет ничего более забавного, чем видеть, насколько мало значат рекомендации моей жены. Эти люди не нашли ничего лучшего, как предложить мне самую никчемную роль», — сказал он мне. Он пытался шутить по этому поводу, но я понял по некоторым его репликам, брошенным ради смеха как всегда язвительным тоном, что он никогда не простит ни Розе, ни Курту, ни мне как свидетелю такое ужасное унижение, ставящее крест на его актерской карьере. Это была открытая всем взорам рана, поскольку ему дали третьестепенную роль безликого персонажа. «Настоящий удар кинжалом», — говорил он со смехом. «Такое предательство» позволило ему разыгрывать веселую и горькую комедию с Розой и всей остальной семьей Найев. Зорн стал еще более неуловим, обворожителен и опасен. Как только Роза и Курт не понимали, что живут с влюбленным врагом? Что между ними всегда стоит начеку влюбленный в них враг?

— Вам не кажется, что нарисованный вами портрет Зорна, а также его артистические выходки рискуют увести нас от объективного расследования? — спрашивает Следователь. — Не направляете ли вы нас по ложному следу, показывая Зорна настолько отвратительным? Ведь в таком случае можно не сомневаться, что он мог.

— Но я на самом деле думаю, что он мог.

— Значит, у нас есть уже двое подозреваемых, которые могли бы, — смеется Поэт-Криминолог. — Карл Най мог бы, поскольку верил всему, что говорили ясновидящие, и, кажется, подчинялся им не раздумывая. А теперь еще Густав Зорн, который тоже мог бы.

— Я помню, как в Нью-Йорке Карл Най привел меня к слепому бенгальцу и сказал: «Этот человек знает даты». — «Какие даты?» — «Даты смерти. Все даты смерти! Даты моей, вашей смерти, даты смерти Юлия, моих детей, Лоты. Всю свою жизнь я хотел узнать эту дату, так как мне не терпится присоединиться к моему брату Арно, которому я обязан своим успехом. Мне всю жизнь хотелось достичь абсолюта, но удалось достичь только успеха. Арно водил моей рукой, я абсолютно ни за что не ответственен. Ни одно из моих произведений не принадлежит мне. И этот знак, который выгравирован на моем кольце и который я рисовал на песке в Палме и во всех других местах, это gaandrha пришло ко мне из каббалы и от Мелампа, внука Кретея. Он был первым смертным, получившим дар прорицателя. Мой слепой бенгалец будет седьмым из настоящих ясновидящих. Меламп был также первым, кто смешал воду с вином. Он понимал язык птиц. Его уши были очищены выводком змеёнышей, которых он спас от смерти. Кроме того, он понимал язык насекомых. Мой слепой бенгалец тоже понимает язык насекомых, и он узнаёт от червей или рыб дату, в которую они ждут прибытия тех, кто предназначен им на съедение. Посмотрите на мой лоб, вы не замечаете на нем этого gaandrha ?. Конечно, вы не относитесь к числу посвященных. Но я знаю, что он спрятан в складках моего лба, и когда Посвященный разглядит его, он даст мне ответ, что я должен узнать в момент моей смерти».

— Он сказал «в момент моей смерти!» — восклицает Следователь. — Он связал этот знак со своей смертью?

— А еще он сказал: «Этот знак откроет мне гробницу моего брата Арно, очутившегося в ней раньше всех. Когда-нибудь я спущусь в нее, и в этот день он увидит это gaandrha, к которому добавит еще один знак, который я искал всю жизнь. И я знаю, что это будет знак, не относящийся ни к науке, ни к искусству, ни к знаниям. Это будет знак временности. Вспомните Джеймса в романе Стивенсона «Хозяин Баллантрэ» и его проводника-индейца…»

— Великолепная книга! Борхес считал ее самым прекрасным романом во всей мировой литературе! — восклицает Поэт-Криминолог.