Вера Кобец - Сладкая жизнь эпохи застоя - книга рассказов

«Я очень рад за тебя, я горжусь тобой», — говорит он от души. Глаза сияют, на лице облегчение (крупными буквами). Что же ты думаешь, что теперь, раз я доктор наук, ты меня сможешь бросить? Нет, мой хороший. Мне даже жаль тебя, но ничего не поделаешь. Этот крест — твой, до конца. А кроме того, исчезни я даже сейчас, что изменится? Тебе уже пятьдесят с гаком, по-новому не заживешь. Освободится какое-то время, так оседлают мгновенно еще две охотницы. А я все-таки зло привычное, старое. Плохо, конечно, для нас обоих, что после докторской у меня передышка и защищаться от нашей собачьей жизни опять непросто. Но что-нибудь можно придумать. Вот, например, старик уходит на пенсию, и, хорошо поработав локтями, я смогу получить его кафедру. Никогда к этому не стремилась, но что тут поделаешь? Не бойся, любимый, ради тебя и себя я добьюсь еще многого.

Пространство, в которое по своей воле и в то же время нечаянно попал М, было кр у гом. Он назывался семейный круг, круг семейных обязанностей. Круг был небольшим: от ссоры до примирения и снова от примирения до ссоры. Обязанности стояли плотно, сквозь них с трудом можно было протиснуться. Протиснувшись, постоять, отдохнуть. Сравнительно скоро М научился быстро лавировать и начал бороться за то, чтобы время от времени его хоть на час выпускали из круга. Но жена М считала, что это излишне. М попытался уговорить ее изменить свое мнение. Попытки не удались, и в результате жизнь обрела неприятные для обоих новые формы. Круг начал кривиться: от примирения к ссоре, потом к новой ссоре, и почти сразу же вбок: к неожиданной перебранке и абсолютно бессмысленному скандалу. Все это было похоже черт знает на что. Обязанности скособочились, проходы оказались забитыми, и М с женой спотыкались почти на каждом шагу. В какой-то момент стало ясно: без соломонова решения не обойтись. И жена первая придумала, что делать. Шагнув в центр круга, она вбила там колышек, привязала к нему веревку, а другой конец этой веревки искусно и даже совсем не больно закрепила на шее М. «Пожалуйста, теперь можешь гулять», — сказала жена раздраженно, а сама прилегла, так как очень устала. Испуганный М сделал шаг, два, десять и вдруг, вдохнув свежий бодрящий воздух, понял, что вышел после огромного перерыва на волю и идет по окружности, внешней по отношению к кругу семейных обязанностей. В виде простейшего чертежа эту прогулку можно изобразить примерно так:

Прекрасно, подумал М, жизнь устроилась. Я дышу полной грудью, я на свободе, и в то же время я не болтаюсь по воле волн. Я на приколе. У меня гавань. Капитан, порт приписки. От этих приятных мыслей М приосанился, развернул плечи и с большим удовольствием начал знакомиться с разными симпатичными точками, разбросанными по окружности, на которую волей случая, а также отчасти и волей жены, выбравшей (пусть и без размышлений) длину поводка, он был выпущен. Точки, с которыми М стал приятельствовать, были милы и, что самое главное, просто ни капельки не походили на его жену. При виде М они улыбались и сразу же начинали рассказывать что-нибудь интересное, о чем-нибудь трогательно просили и утверждали при этом, что лучше М с исполнением просьбы не справился бы никто. М с удовольствием исполнял поручения и радостно старался угодить каждой, но все же чуточку уставал и со временем начал сам для себя незаметно проскальзывать мимо точек Б, Ц и Ю и как-то все чаще оказываться возле точки А. Эта довольно странная точка никогда ни о чем не просила, из чего, увы, следовало, что ей не хватает практичности и разумного отношения к жизни, но зато неизменно светилась ему навстречу. И хотя М ценил в первую очередь конструктивное и осмысленное, это ничем не оправданное сияние было ему приятно. И вскоре он стал проводить с точкой А практически все отпущенное ему для прогулок время. А когда в должный час жена дергала за поводок, возвращался в семейный круг, пятясь задом и посылая точке А воздушные поцелуи.

Жена М не знала о том, что, выпущенный на прогулку, муж устремлялся теперь всегда к точке А. Для жены все оставалось как прежде, и это неудивительно: ведь расстояние от любой точки окружности до колышка-центра всегда равно радиусу — ничему больше. Так что хоть схема передвижений М и выглядела теперь вот так:

для нее это было совершенно неощутимо, о чем регулярно напоминал себе М, когда в голове его появлялись какие-то смутные опасения. «Не все ли равно, из какой точки я возвращаюсь, — говорил он себе в таких случаях. — Главное, что я удаляюсь всего лишь на расстояние, определенное семейными правилами. И ни на сантиметр больше, позвольте заметить». М был доволен, и М был спокоен, и поэтому, когда круг превратился вдруг в треугольник, и М, и жена одинаково удивились. Разница была только в том, что удивленный М был растерян, а удивленная жена взбешена и разгневана.