Вольфганг Херрндорф - Гуд бай, Берлин!

– Бред, – сказал Чик. – Бред какой-то кобылы, а не закон.

– А в фильмах ты такого никогда не видел?

– Ага, в фильмах.

– Я про это в одной книжке читал, – сказал я. Что книжка была для шестилеток, я распространяться не стал. – Что-то на «с». Закон соответствия. Закон соответственных состояний, что ли.

– Соответственная брехня.

– Нет, это что-то другое… А, вспомнил! Сообщающиеся! Закон сообщающихся сосудов.

Чик промолчал. Он явно все еще не верил. Но то, что я вспомнил название закона, несколько обезоружило его. Я стал что-то нести про то, что закон сообщающихся сосудов сильнее закона земного притяжения и все такое, но по большей части только для того, чтобы подбодрить самого себя, а то мне очень не хотелось, чтобы наше путешествие закончилось вот так, на этой заправке. Потому что сам я таких фокусов со шлангом никогда не видел.

Мы снова съели по мороженому, а потом еще по одному и, раз ничего лучшего в голову все равно не приходило, решили хотя бы попробовать.

Загвоздка, конечно, была в том, что шланга у нас не было. В поисках чего-нибудь подходящего мы обошли сначала пустырь за заправкой, потом перелесок, потом поле за ним. Мы отходили все дальше и дальше. Нам попадались автомобильные колпаки, куски полиэтиленовой пленки, пластиковые бутылки, кучи пивных банок. Мы нашли даже пятилитровую канистру без крышки, но ничего похожего на шланг не было. Искали мы чуть не два часа, а попутно строили новые планы о том, как отсюда выбраться. Планы становились все абсурднее, и это, конечно, настроения не повышало. Ни тебе шланга, ни трубки, ни кабеля с изоляцией. А ведь всякая такая фигня, когда она не нужна, просто кучами валяется вокруг.

Чик зашел в магазин на заправке и проинспектировал все автомобильные принадлежности и вообще весь ассортимент, но никаких шлангов там не было. Зато вышел он из магазина с целой охапкой соломинок для лимонада. Мы попытались воткнуть их одну в другую, чтобы получилась длинная трубочка, но одного взгляда на эту кривую конструкцию было достаточно, чтобы и трехлетний младенец с задержкой в развитии сообразил, что заправить машину с помощью этого не получится.

Но тут Чику кое-что пришло в голову. Он вспомнил, что мы проезжали свалку. Я никакой свалки не помнил, но он был совершенно уверен, что с правой стороны, в паре километров от заправки, точно были огромные кучи мусора. Если уж где-нибудь на этой планете вообще водятся шланги, то там они точно есть.

Мы шли вдоль ограждения автобана по узенькой тропинке, потом – через поля и перелезая через заборы, но не теряя шоссе из виду. Стояла страшная жара, как и в предыдущие дни, около леса висели тучи насекомых. Мы шли больше часа, но никакой свалки не видели. Мне уже все осточертело, и я был готов бросить эту затею со шлангом. Но теперь вдруг Чик твердо поверил в ее спасительность и ни за что не хотел возвращаться с пустыми руками. Пока мы спорили, что делать, вдоль дорожки появились огромные заросли ежевики. Кусты тянулись метров сто, и ягоды в основном висели еще зеленые, но в тех местах, куда падали прямые солнечные лучи, было довольно много спелых ежевичин, и на вкус они были просто офигительные. Не знаю, говорил ли я уже об этом, но больше всего на свете я люблю ежевику. Так что мы остановились и стали рвать ягоды – каждый съел килограмм по сто, не меньше – после чего лица у нас стали как накрашенные, все в фиолетовых пятнах.

После ежевики настроение у меня улучшилось, и я был уже не против еще хоть часами идти к светлой шланговой цели. Действительно, свалку мы увидели только часа через два. Перед нами поднимались огромные мусорные горы, со всех сторон окруженные лесом и автобаном, и мы, конечно, были не единственными, кто по ним ползал. Где-то далеко виднелся сгорбленный старик, собиравший провода. Еще там была жутко грязная девчонка примерно нашего возраста и двое каких-то детей. Но, кажется, все они были сами по себе.

Я осмотрел одну груду старых домашних вещей и нашел там два фотоальбома, которые мне захотелось показать Чику. В одном из них были фотографии семьи: кучи снимков отца, матери, сына и собаки – и на каждой фотке все они сияли, даже пес. Я пролистал весь альбом, но, в конце концов, выбросил его – мне от него стало жутко грустно. Я стал думать о своей маме, о том, как ей плохо, и как она будет волноваться, если все это откроется. Тут я поскользнулся на какой-то склизкой доске и упал в кучу гнилых овощей.

Чик залез на другую гору мусора и нашел там большую коричневую пластиковую канистру с носиком. Он пробарабанил по ней кулаком что-то победное и поднял ее над головой. Канистра – это, конечно, круто. Но шлангов-то нет как нет.