Вольфганг Херрндорф - Гуд бай, Берлин!

Вдруг Чик развернулся и бросился бежать, полицейский – за ним. Но Чик уже сидел за рулем. Он моментально задом вырулил на дорогу, а полицейский, который был еще метрах в сорока от «Нивы», понесся за ним, как форменный олимпийский бегун. Наверняка, не за тем, чтобы догнать машину – это ему бы в любом случае не удалось, а чтобы разобрать номерной знак. Полная жопа. Деревенский шериф оказался настоящим чемпионом по спринту.

Я все еще стоял, как парализованный, с тыквой посреди улицы, когда «Нива» исчезла за горизонтом, а полицейский обернулся ко мне. Что я тут сделал – не спрашивайте. В нормальном состоянии и подумав, я бы точно такого не отколол. Но ситуация-то была уже не совсем нормальная, да и не так уж это было глупо. В общем, я побежал к велосипеду. Бросил тыкву и понесся от полицейского к велику. Я был гораздо ближе к нему, чем полицейский. Я схватился за раму, перевернул велик и вскочил на седло. Полицейский закричал, но, к счастью, кричал он еще на некотором отдалении от меня. Я нажал на педали. До этого момента я просто был жутко взвинчен и перепуган, но тут начался сущий кошмар. Я изо всех сил жал на педали, а велик не двигался с места. Там стояла сотая передача или типа того, а я никак не мог найти рычажок переключателя. Крики все приближались. У меня слезы потекли из глаз, а мышцы на ногах напряглись так, что, казалось, сейчас лопнут. Полицейскому, чтоб меня схватить, оставалось только протянуть руку, но тут велик потихоньку покатился, и я наконец стартанул.

Я несся по булыжной мостовой через деревню. До рыночной площади я добрался меньше чем за полторы минуты, но вполне представлял себе, как это было опасно: к этому времени полицейский, может быть, уже давно был у телефона. Если он не дурак (а мне не показалось, что он был дураком), он бы просто позвонил кому-нибудь, кто поймал бы меня у рынка. Я пронесся чуть ли не на космической скорости между серыми домами, свернул несколько раз и оказался на узкой дорожке, ведущей прямо в поля.

Смеркалось. Я лежал в лесу, один, тяжело дыша, еле живой от волнения, спрятав велик в густых кустах, и ждал. И думал. С каждой минутой ситуация представлялась мне все мрачнее. Что мне было делать? Я был где-то в сотне или двух сотнях километров к югу или к юго-востоку от Берлина, в каком-то лесу, а Чик в это время на голубой «Ниве» с мюнхенскими номерами удирал от поставленной на уши местной полиции. Я понятия не имел, где и как мы снова встретимся. В принципе в такой ситуации следовало бы попытаться встретиться в том месте, где мы друг друга потеряли из виду. Но в нашем случае это не прокатывало: это ведь было как раз около дома деревенского шерифа.

Еще, наверное, можно было сходить к семейству Фридемана и оставить там записку для Чика, или надеяться, что он оставил у них сообщение для меня. Но это почему-то казалось мне маловероятным. Деревня была крошечная, там точно все друг друга знают, и Чик ни за что не стал бы возвращаться туда на машине. В крайнем случае, он мог бы попытаться с наступлением темноты пойти туда пешком, хотя вероятность, что всем в деревне давно уже известно о происшествии, была слишком велика. В такой расклад мне верилось с трудом. Но тут вдруг меня осенило.

Если невозможно встретиться там, где мы потеряли друг друга из виду, нужно вернуться к последнему безопасному месту, где мы были вместе, то есть к смотровой площадке с киоском и зарослями бузины.

По крайней мере, тогда, лежа лицом в грязи, я счел это логичным. Это было самое простое решение, и чем дольше я размышлял, тем больше крепла моя уверенность в том, что и Чик до этого додумается. Потому что я ведь додумался! К тому же смотровая площадка находилась в очень удобном месте. Довольно далеко от деревни, но не настолько, чтобы не добраться туда на велосипеде. А Чик наверняка видел, что я рванул на велике. В общем, я полночи провел в этих кустах, а с первым лучом солнца поехал на велосипеде обратно. Я сделал огромный крюк, чтоб не приближаться к деревне, ехал по лесу и через поля. Найти дорогу к горе было не так уж сложно, но она оказалась гораздо дальше, чем я думал. Холмы виднелись в тумане вдалеке, но ближе никак не становились. Очень скоро мне дико захотелось пить, и есть тоже очень хотелось. Справа от полей стояло несколько домов и церквушка из красного кирпича, и я просто поехал к ним. Деревенька состояла из трех улиц и одной автобусной остановки. Указатели все были на каком-то незнакомом языке, и на секунду мне даже подумалось, что это уже Чехия или типа того, но я тут же отбросил эту мысль: что-то вроде границы я бы уж точно заметил.