Входя в гостиную, Бьорк была решительно настроена никому ничего не рассказывать о поведении Тура, но тут она обратила внимание, что все семейство собралось за кофейным столом, с ожиданием на нее поглядывая. Ей стало ясно, что все они связывали определенные надежды с их разговором, и, не задумавшись над формулировкой, выпалила, что доктор вел себя в саду неприлично.
— Но послушай, Бьорк… — пробормотала матушка Эллен и взглянула на Торстена, который, мысленно проклиная свою дочь, открыл было рот, чтобы произнести несколько примирительных слов, но не успел.
— Он порвал мне платье, он хотел меня поцеловать, — сказала Бьорк, бросив сердитый взгляд на отца. — Если бы я не оказала ему сопротивления, то он бы, наверное, уже достал… ну, сами знаете что.
— Что это такое? — спрашивает мама, когда я возвращаюсь в гостиную и ставлю на стол перед дедушкой большой стакан.
— Э-э, — бормочу я не очень-то уверенно, — это пиво.
Мама, подозрительно взглянув на стакан, кашляет — она ведь не очень часто курит. За дверью хихикают Стинне и Сигне. Обязанности мы распределили следующим образом: Сигне пописала в стакан, Стинне долила пива, чтобы никто ничего не понял, а мне досталась самая грязная работа, ведь я умею врать лучше всех. Мама говорит, что на свете нет ничего хуже вранья. Сигне говорит, что я совру — глазом не моргну. Бабушка считает, что у меня просто буйная фантазия, а Аскиль говорит, что я полон дерьма — как старый сортир. Зато мама всегда мне верит. И тем не менее сейчас она глаз со стакана не сводит: «Все-таки какой-то странный цвет!» — замечает она и протягивает к стакану руку.
— Да это пиво Аскиля, — упорствую я, — он забыл его у нас в комнате.
Аскиль ничего ни про какое пиво в комнате не помнит. Я успеваю схватить стакан раньше мамы и ставлю его с другой стороны от дедушки — туда, куда маме не дотянуться.
— Пожалуйста, дедушка, — говорю я, — извини, что назвал тебя дураком.
Дедушка оживает.
— Вот и хорошо! — говорит он, ласково ущипнув меня за щеку. Довольно неприятно, но я молчу.
— Ну что ж, тогда выпьем, — говорит дедушка и подносит стакан ко рту. Он собирается сделать большой глоток, девочки на кухне начинают громко хихикать, и тут он внезапно останавливается, а я весь холодею от страха — вдруг он почувствовал запах мочи?
На кухне тоже становится тихо.
Дедушка серьезно смотрит на меня.
— Так сколько тебе уже лет? — спрашивает он.
Я сообщаю, сколько мне лет. Он ласково улыбается и говорит:
— Так, значит, ты уже достаточно взрослый, чтобы попробовать дедушкиного пива. — Он подносит стакан с мочой Сигне мне под нос, немного проливая себе на пальцы. — Ну, давай, попробуй, — говорит он, смеясь.
— Нет, бр-р-р! Я не люблю пиво, — кричу я, но не успеваю опомниться, как дедушка обхватывает рукой мой затылок и прижимает стакан к моим губам. Когда я делаю вдох, мне в рот попадает приличная порция теплой жидкости, на вкус она соленая и немного горьковатая, и я начинаю кашлять.
— Аскиль! — кричит мама, увидев выражение моего лица. — Хватит.
Аскиль громко смеется.
— Прекрати мучить мальчика, — восклицает Бьорк, чем вызывает лишь возмущенное фырканье Аскиля, который ни в коем случае не собирается жить под диктовку жены. Он откидывается в кресле, снова подносит стакан к губам и залпом выпивает его содержимое. Выражение лица у него меняется, улыбка застывает, на лбу собираются складки — сейчас он похож на павиана. Он как будто собирается что-то сказать, но нет, просто молча ставит пустой стакан на стол.
Через две секунды девочки на кухне разражаются хохотом, они стонут, вопят и корчатся так, что чуть не валятся на пол. Дедушка в растерянности поглядывает на дверь кухни, не понимая, что происходит. Он кричит, что им пора спать, уже поздно, черт побери… Девочки, хихикая, уходят к себе, а я стою посреди комнаты, потеряв дар речи. Я выпил мочу Сигне! Не знаю, что теперь и делать.
Когда я снова появляюсь в комнате, где сидят девочки, Сигне подносит руку ко рту, пытаясь побороть дикий приступ смеха.
— А вот и он! — орет Стинне восторженно. Обе они валятся на пол и, корчась от смеха, выдавливают из себя: «Бр-р-р! Выпил!» Я уже было собираюсь опять уйти, но тут Сигне поднимается и говорит: «Вот здорово, Асгер, он так ничего и не понял, вот смех!»
Конечно, я герой дня, то есть герой, которому на самом деле немного не повезло, но все равно — я похож на героя, пожертвовавшего собой ради великого дела. «Это как во время войны», — говорит Стинне, и остаток вечера девочки смотрят на меня с брезгливостью и благоговением одновременно — до тех пор, пока два часа спустя Аскиль не падает, потеряв сознание, на пол гостиной и мы не забываем о моем геройском поступке.
Читать дальше