Жорж Коншон - В конечном счете

Марк даже придумал целую историю, как бы иллюстрирующую отношение Драпье к нему: Драпье грозит смертельная опасность, Марк спасает Драпье, но тот по-прежнему его ненавидит.

Это была поистине иррациональная ненависть. И в этом смысле даже не ненависть. Так ревнует от природы ревнивая женщина — без всяких оснований, вопреки рассудку. Что тут поделаешь? Все доводы тщетны. Было ясно, что откровенное объяснение, о котором Марк вначале помышлял, ни к чему бы не привело. Драпье не отдавал себе отчета в причинах своего отношения к Марку, да и не доискивался никаких причин. Просто при виде Марка он выходил из себя. В промежутках между их встречами Драпье, быть может, и забывал о нем. Но стоило только им вновь встретиться, как ненависть вспыхивала с прежней силой. Он отворачивался, делая вид, что смотрит в другую сторону, что не узнает Марка (случалось даже, что он резко поворачивал назад, — настоящее бегство), словно вид Марка, служащего в банке, Марка, разгуливающего на свободе, был ему невыносим.

Марк терялся во всем этом. Их отношения выражались лишь во взглядах, в жестах. Инцидентов между ними почти никогда не было.

Так как у Марка не хватило духа рассказать Женеру, какие последствия имел его визит в ноябре, старик снова появился в банке.

Три недели тому назад Женер вошел в кабинет к Марку. Это был его первый выход на улицу после февральских морозов.

— Вот видите, первый же визит — к вам! — сказал он.

— Ко мне или в банк?

— И то и другое, — ответил Женер. Вскоре он ушел.

Не прошло и часа, как приехал Драпье и немедленно вызвал Марка. Потом уже Марк выяснил у телефонисток, что никто из служащих банка за это время Драпье не звонил. Следовательно, доносчик должен был выйти из банка. Но Кристина Ламбер ни на минуту не покидала своего кабинета, даже Шав не мог этого отрицать.

Когда Марк вошел в приемную Драпье, Кристина сидела за своим столом у окна и меняла ленту в пишущей машинке. Он пристально взглянул на нее, думая, что она отведет глаза, но Кристина посмотрела на него открыто, с выражением глубокой печали.

— Господин Этьен, вы ознакомились с моим приказом от семнадцатого ноября? — спросил Драпье.

— Да.

— Я полагаю, вы понимаете, что я намерен вам сказать?

— Нет. Не вполне.

— Мне надоело, что Женер околачивается в банке.

— В таком случае вы сами должны были бы ему об этом сказать.

— Известно ли вам, что я запретил принимать в банке частных посетителей? Отвечайте: да или нет?

— Я не считаю господина Женера частным посетителем. Бывший председатель административного совета может прийти в банк, когда ему заблагорассудится. Такова традиция, и я не представляю себе, как…

— Замолчите! Плевать я хотел на традиции. Мне осточертела ваша проклятая шайка!

— И я не представляю себе, — повторил Марк спокойным тоном, — как я мог бы сказать господину Женеру…

— Я приказал вам молчать!

— Позвольте все же спросить вас: что вы подразумеваете под «проклятой шайкой»?

— Здесь я задаю вопросы. Сколько вы у нас получаете?

— Вы это сами прекрасно знаете.

— А сколько вам платит Женер за то, чтобы вы шпионили за мной?

— Я считаю совершенно бесполезным продолжать этот разговор, — сказал Марк, вставая.

— Нет, садитесь. Садитесь, черт побери! Мне еще многое надо вам сказать.

— Боюсь, что вам это не удастся. Я не привык выслушивать оскорблений.

— Привыкли вы там или не привыкли, а вам придется меня выслушать. Я утверждаю, что вы шпион. Вы продаете сведения Женеру, Дандело, Мабори и…

— И папе римскому. Да, господин Драпье, вы правы.

— Не прикидывайтесь, я отлично знаю, на кого вы работаете.

«Я не подам в отставку, — подумал Марк, — как бы далеко он ни зашел, я не подам в отставку». Спокойно подняв глаза на Драпье (вот тогда-то он и прочел в его взгляде ненависть — не раздражение, порожденное спором, а давнее, неодолимое чувство), Марк спросил:

— Это все, что вы хотели мне сказать?

— Я хотел бы, чтобы вы разъяснили вашу позицию в деле предприятия Массип.

— По этому поводу мне нечего сказать. Поскольку совет вынес решение о выкупе паевых вкладов, меня этот вопрос больше не касается.

— Значит, вы одобрили эту операцию?

— Нет. Я никогда не одобрял этой операции.

— По каким мотивам?

— Я считаю, что подобная операция не укладывается в рамки нормальной деятельности банка.

— Уточните, что вы имеете в виду, говоря «подобная операция».

— Выкуп паевых вкладов строительного предприятия, которое стоит на пороге банкротства.