Владислав Николаев - Своя ноша

— Действительно, западный склон Урала по природным условиям богаче восточного, — подтвердил Сан Саныч. — А здесь, на Полярном Урале, когда мы только что начали работать, пятнадцать лет назад, это было видно особенно наглядно. Как, по-твоему, много рыбы в тех реках, на которых мы нынче работали?

— Очень даже много! Никогда столько не видывал! — воскликнул Андрей.

— Так вот, пятнадцать лет назад в реках той стороны ее было — Галя не даст соврать — раз в десять больше. Когда, бывало, осенью, перед снегом, она скатывалась с верховий, по ней, как по мосту, с сухими ногами можно было переходить с берега на берег. Помнишь, Галя, как обезумел Спирин, впервые увидевший это рыбье половодье? Заскочил в реку и давай, в азарте ли, в безумии ли, колотить металлическим спиннингом вокруг себя, вдребезги его разбил, после разразился истерическим хохотом.

— Так куда же она подевалась, рыба? — с болью спросил Андрей.

— И лоси натаптывали целые дороги, и олени табунились, и птицы застили солнце…

— Куда, куда, я вас спрашиваю, все это подевалось? — чуть не стонал Андрей. — Катастрофа какая-нибудь произошла? Мор прокатился?

— Считай, что катастрофа. Вдоль западного склона километрах в сорока-пятидесяти от хребта проходит железная дорога на Салехард, стоят на ней станции, поселки, а в них живут люди. В летние дни, едва в пятницу заканчивается работа, чуть не все они устремляются к рыбным да охотным местам. Кто на моторе, кто на лошадке. А некоторые для этих целей имеют возможность использовать вездеходы и вертолеты. Вот и вычистили под гребенку весь край.

— К этому преступлению приложил руку и наш брат геолог, — жестко сказала Галина Николаевна. — В основном те, кто с взрывчаткой имеет дело: геофизики да рабочие горных отрядов. Сплошь да рядом вместо скал хариусные ямы подрывали. Тут уж поистине все под нуль изничтожается: и взрослые и молодь.

— На горных рабочих ты, Галя, по-моему, зря грешишь, — заступился Сан Саныч.

— А вот и нет! В позапрошлом году даже в нашей партии были такие.

— Не может быть.

— Оказывается, может. По окончании сезона, уже в городе, сама слышала, как Матвиенко по пьяной лавочке хвастался своему приятелю.

— За взрывчатку надо головы снимать, — стукнул по столу кулаком Валера. — Не столько возьмут рыбы, сколько загубят. Наш северный хариус не имеет пузыря, и, наверно, поэтому в убиенном виде не всплывает на поверхность, а сразу же колуном идет на дно. Браконьерам приходится нырять за ним. А много ли наныряешь в здешней воде, только что сбежавшей с ледников? Десятой доли не собирают из того, что убьют. Ни себе ни людям.

— Можно и простой удочкой любую, даже самую богатую яму вычистить, — со знанием дела сказал пан Шершень. — Совершенно беззащитная рыба хариус. Реки, в которых он водится, насквозь просматриваются в своей малости и чистоте. Никуда от человеческого взора ему не спрятаться. А коли уж ты увидел хариуса, значит, он твой. На искусственную мушку не пойдет, насади живого овода. Овод не заманит — червячка запусти. Червяк не соблазнит — блесенкой поиграй. На что-нибудь да возьмет хариус. Жоркий и неискушенный он, вдали от цивилизации вырос.

Расстроенный разговорами о злосчастной судьбе полярного хариуса, Андрей вышел из палатки. Черный купол над головой от края до края был усыпан непривычно большими и яркими северными звездами. В их сиянии отчетливо вырисовывались и деревья, и окружающие Пятиречье горы.

Андрей думал: тысячу раз прав Бунин, сказавший: «Всё и все, кого мы любим, есть наша мука, — чего стоит один этот вечный страх потери любимого!»

Вот и Андрей мучается за судьбу этого края. Полюбил его?

Воркута — Полярный Урал — Свердловск.