Веркор - Избранное [Молчание моря. Люди или животные? Сильва. Плот Медузы]

И я почувствовал себя наконец спокойно и уверенно. Мне и, голову не приходило, что покой этот может быть обманчив.

Тем временем Дороти, как и обещала, приехала в следующую среду, после возвращения Сильвы. Выходя из коляски, запряженной пони, которым она правила сама, Дороти тут же спросила: Ну как?

Я ответил:

— Вернулась.

Ослепительно улыбнувшись, она передала поводья парню с фермы, чтобы тот отвел пони в конюшню, и бросила мне:

— Вот видите, я же вам говорила! — В руках у нее был небольшой саквояж. — Я приехала с вещами, но, может быть, теперь это лишнее?

Я забрал у нее саквояж со словами:

— Уж не думаете ли вы, что я позволю вам уехать? — и проводил ее в дом.

Мы вошли. Сперва она погрелась у огня, потом я предложил ей показать ее комнату. Мы поднялись на второй этаж. Проходя мимо моей двери, мы услышали мелкие шажки, царапанье, нетерпеливое повизгивание. Дороти остановила меня:

— Это она?

Я кивнул.

— О! — воскликнула она, я хочу взглянуть!

Устройтесь сперва, посоветовал я, а потом я приведу ее к вам.

— Нет, нет, — настаивала она, — сейчас же!

Она так упрашивала, лицо ее горело таким любопытством, что я сдался.

— Стойте там, — сказал я и отворил дверь.

Сильва в своей шерстяной рубашке стояла на пороге. Увидев, что я не один, она вздрогнула и кинулась прочь. Я удержал ее за руку:

— Ну-ну… Не бойся…

Дороти тихонько приблизилась, протянув руки и улыбаясь преувеличенно ласково, как улыбаются очень маленькому ребенку. Сильва пристально следила за каждым ее движением. Она оскалилась, обнажив свои острые зубки. И из горла у нее вырвалось глухое ворчание.

Я быстро сказал:

— Не подходите!

Ясно было, что сделай Дороти еще шаг — она будет укушена. Вероятно, она и сама это почувствовала, ибо быстро отдернула руку и огорченно взглянула на меня. Я объяснил:

— Это же дикая зверюшка. Дайте ей время привыкнуть к вам.

— Обычно животные любят меня, — жалобно ответила Дороти, — позволяют себя гладить.

Я улыбнулся.

— Здесь не совсем тот случай… Вы ведь сами признали это в воскресенье, когда я был у вас.

— Вы хотите сказать… что это… женская ревность?

— Очень может быть. Не исключено.

Сильва тем временем не спускала глаз с гостьи и продолжала глухо рычать.

Вернувшись позже вместе со мной в гостиную, Дороти все еще не могла избавиться от неприятного осадка из-за оказанного Сильвой приема.

— Она очень хорошенькая внешне, — признала она. — Но, боже мой, какой скверный характер!

— Ну, не жалуйтесь! — возразил я. — Смотрите, ведь она позволила запереть себя в комнате. А часто ли вы встречали такое послушание у дикого зверя? Или у ревнивой женщины?

— Вы очень усердно ее защищаете, — заметила Дороти.

Я сделал вид, будто не понял намека (если таковой и был), и ограничился усмешкой.

— Так как же вы собираетесь поступить с ней в дальнейшем? — спросила она, помолчав.

— Ну, откуда я знаю… — начал я, разведя руками. — Сначала нужно приручить ее, разве нет?

— Но вы уже сделали это, ведь она вернулась. И, кажется очень любит вас.

— Да, но, как вы могли убедиться, она никого, кроме меня, не знает. Не считая, конечно, миссис Бамли. Необходимо сделать ее более коммуникабельной.

— Вы думаете, вам это удастся?

— Ее успехи позволяют мне надеяться. Видели бы вы ее в первые дни! Да что говорить, спросите у своего отца!

Помолчав, Дороти сказала:

— Кстати, о моем отце. Он смотрит на это крайне пессимистически.

— Отчего? — встревожился я.

— Он говорит, что она родилась женщиной слишком поздно.

Я поднял брови, ожидая продолжения.

— Он утверждает, что если основы, структура интеллекта не сформировались в младенчестве, между двумя и шестью годами, то потом становится уже слишком поздно. В возрасте вашей… лисицы… вы, по его словам, сможете лишь выдрессировать ее, как кошку или собаку, да и то еще вопрос, удастся ли вам это.

Все, что сказала Дороти, так совпадало с моими собственными страхами, что я не нашел ничего лучшего, как съязвить.

— И именно на это вы, конечно, и надеетесь? — спросил я сухо.

Дороти побледнела, потом покраснела, губы ее задрожали от гнева.

— Не понимаю, что вы имеете в виду. Мне-то какое до этого дело? Ведь не я же сделала эту замечательную находку!

Я устыдился самого себя. В самом деле, что я имел в виду?

— Простите меня, — сказал я. — Не знаю, что на меня нашло — наверное, я просто испугался того, что вы правы.