Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

Об этом не хотелось думать, но воспоминания давили своей тяжестью… Отель был небольшой, зато красивый и уютный и находился в одном из самых прелестных уголков Босфора. Открыли его совсем недавно, у подъезда всегда стояло несколько машин. Так безмятежно было сидеть там на террасе, любуясь голубизной спокойных вод Босфора.

В тот день, Кудрет это отлично помнил, он как раз сидел на террасе, развалившись в плетеном кресле и любуясь голубыми водами Босфора. Неожиданно он ощутил страх, ощутил его почти физически, как биение крови в свежей ране…

— Скорее всего, нас предал управляющий отелем, — предположило первое «я».

Кто он такой? И откуда может знать меня? А ведь знает. Даже виду не подал, осел… Черт с ним. Но Длинный, надо сказать, был просто великолепен. Рыло рылом, медведем зовем, а сколько в нем было галантности, шику! Опытному церемониймейстеру не уступал. Так и сыпал: «Прошу, бей-эфенди, прошу!»

— А ты? — возразило второе «я». — Ты что, не рыло?

— Какое же я рыло, если меня запросто принимают за бея-эфенди? Таким уж я уродился, что все принимают меня за солидного человека. И я ни капельки в этом не виноват.

— Уж если искать среди всех троих виноватого, то прежде всего следовало бы назвать своего хваленого «церемониймейстера». Он и сам вначале подумал, что провалил дело. Помнишь, как он побледнел, когда тебя задержали? Нет, здесь что-то другое.

— Но что?

— Эх, дорого бы я отдал, чтобы это узнать!

— А может, тогда в отеле кто-нибудь признал меня и донес? Один из тех, кого я околпачил в Анатолии или в Стамбуле? Приметил меня, а я его — нет. Так, видимо, оно и было.

— Но в Стамбуле мы работали чисто, без единой осечки…

«Там, в отеле, могла оказаться Сэма. Подцепила какого-нибудь туза, из окна его номера увидела меня с дружками и сообщила в полицию…» — мелькнула у него новая догадка.

Кудрет вскинул руки, словно желая избавиться от всех этих мыслей, и стал думать о том, как бы поскорее выкарабкаться из беды. Тогда он уговорит мать приехать вместе с Идрисом.

Кудрет снова с болью вспомнил о матери. Она, пожалуй, была той единственной нитью, которая связывала его с миром. Все сразу опостылеет, если мать умрет.

Кудрет тяжело вздохнул. Сейчас никто не принял бы его за «ревизора ревизоров»… Он видел мать, которая стоит перед ним, смотрит на него своими заплаканными глазами и говорит: «Сынок, мальчик мой! Я все время хвораю. Наверно, скоро умру. Но смерти я не боюсь. Мне страшно оставить тебя одного».

Слезы заволокли Кудрету глаза, поползли по щекам и закапали на грязный пол. В самом деле, что будет с ним, если мать умрет.

Ее смерть подрежет ему крылья, он потеряет всю свою солидность и уже не сможет с такой легкостью обманывать людей…

В эту ночь Кудрет видел во сне дачный район Стамбула. Давно это было. Он, тогда совсем еще маленький, прильнул к упругой материнской груди. Мать ласково гладит его по головке в золотистых кудряшках. «Мальчик мой милый! Вырастешь — станешь пашой. Будешь носить на груди ордена и медали. А мамочка твоя будет жить во дворце или в роскошном особняке. Правда?»

Потом он куда-то бежал сквозь виноградник, перед ним появилась змея, огромная желтая змея. Он вскрикнул и отскочил, но змея, подняв голову и шипя, кинулась за ним. Еще немного — и она его настигнет…

Он проснулся в холодном поту. За окнами брезжил рассвет.

Кудрет зевнул — раз, другой. Эх, закурить бы сейчас!

Невеселые думы одолевали Кудрета. Теперь нескоро закуришь — в кармане ни медяка. Его отправят в прокуратуру, а оттуда, пожалуй, в тюрьму. Да что там «пожалуй!» Непременно отправят. Иначе бы его не задержали. Он давно на примете, и во все места, где он мог появиться, было разослано соответствующее распоряжение.

Раздобыть бы сейчас пачку сигарет!

Мать он видел во сне к добру. Это ясно. Ну а змею? Может, это тайный враг, который его преследует? Он-то и донес полиции. Кто же это? Неужели Сэма?

С каким удовольствием он умылся бы сейчас и походил хотя бы по комнате из угла в угол! Взгляд его упал на дверь, скользнул по стенам и остановился на окне. Оно все больше светлело.

Умыться бы, да и в туалет сходить! Но у дверей наверняка стоит часовой, не выпустит.

И все же надо попытаться…

Он опустил ноги на пол и стал надевать прямо на босу ногу свои шикарные желтые туфли на толстой подошве. За дверью раздалось покашливание — это заявил о себе часовой. Кудрет легонько постучал в дверь:

— Земляк!