Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

— Право, не знаю, вора какого-то ловят.

— Где?

— Кто свистел?

— Муртаза, ночной надзиратель с фабрики.

— Где он?

— Взломал дверь в калитке и вошел во двор.

— Что-о? Взломал дверь, говоришь?

— Ей-богу. Он еще там, внутри.

— Кто же разрешил ему срывать двери и входить в дом к людям?

— Сломал и вошел, чего тут спрашивать-то?

— Не имеет он такого права, эфенди.

— Ну ты и шутник! У тебя забыл разрешения спросить.

— Закон запрещает насильно входить к людям в дом. Да пусть он хоть губернатором будет, все едино не имеет права ломать двери и нарушать неприкосновенность жилища. Ясно? Знаешь, что существует неприкосновенность жилища?

— Да что ты пристаешь со своими вопросами? Поди спроси у того, кто ломал дверь.

— Мой шурин однажды хотел силком открыть дверь у одной вдовушки, да тут…

— Муртаза дверь высадил и ворвался в дом, а ты тут сказки рассказываешь.

— Он чего, рехнулся, что ли?

— Это ты у него сам спроси.

Из дома слышались брань, женские вопли, повелительный голос Муртазы: «А ну, шагом марш! Не разговаривать!»

Немного погодя показался Муртаза, подталкивавший в спину невысокого худого человека в нижнем белье, с ворованной тканью, еще сырой, кое-как свернутой. За ними босиком бежала женщина и молила:

— Обожди малость, дай ему хоть штаны надеть!

Околоточный остановил Муртазу у дверей калитки и строго спросил:

— На каком основании ты…

Увидев перед собою бывшего коллегу, Муртаза сердито перебил его:

— Чего тебе, друг служака? Чего надо?

— На каком основании ломал ты дверь у людей?

На этот вопрос Муртаза выложил квартальному все сведения о собственной персоне, подробно объяснил, какие полномочия он получил от господина технического директора, и в конце концов спросил:

— Понял ты наконец, кто я есть?

— Кто бы ты ни был, хоть сам губернатор, не имеешь никаких прав ломать чужие двери!

— Я? Это я-то? — задыхаясь от гнева, орал Муртаза.

— Да, ты! — кричал околоточный.

Муртаза, прищурившись, пристально поглядел на околоточного.

— Тебе ведомо, что есть служба?

— Не знал бы, не носил этой формы.

— Курсы кончал?

— Какие еще курсы?

Муртаза оглядел собравшихся вокруг жителей квартала, с сожалением покачал головой и сказал:

— Ну так и нечего с тобой разговаривать, коль ты курсов не кончал, строгого воспитания не получил. Получил бы, не задавал глупых вопросов. Сам понимал бы, что есть воспитание, что есть строгая дисциплина. Ясно? — И еще раз презрительно окинув взглядом квартального, добавил: — Знал бы тогда, что служба выше чести!

Околоточный молча стоял перед Муртазой, а тот продолжал:

— Во время несения службы не должно для тебя ничего другого существовать. Ни семьи, ни детей, ни родных-близких! Понял? Знаешь, что мне говорил комиссар? «Муртаза-эфенди, не было у меня в участке другого такого ученого, как ты! От твоего глаза ничто не скроется!» Вот так-то! — И, повернувшись к вору, который переминался с ноги на ногу и лязгал зубами от холода, скомандовал: — А ну, двигай вперед, недостойный гражданин!

За ними повалил весь народ: жена пойманного, Дети, околоточный и любопытные обитатели квартала, сопровождавшие их до полицейского участка.

Пока в участке снимали допрос и совершались необходимые формальности, Муртаза заспешил к дому технического директора.

Кямуран-бей жил за городом, на даче, за крепкой железной оградой. Белокаменный дом с бежевыми ставнями и карнизом стоял в роскошном саду, где росли лимонные и апельсиновые деревья. Дачу построил дядя Кямурана, владелец фабрики, по проекту итальянского архитектора и подарил племяннику. В народе ее называли «Дворец со львом» — в саду стояла высеченная из гранита скульптура огромного льва. Вдоль аллеи высились и другие скульптуры — волка, лани, курчавого арапчонка; повсюду пестрели цветочные клумбы, а в глубине сада расположились теннисный корт и танцевальная площадка. По вечерам тут частенько устраивались приемы. После роскошного ужина гости ночами напролет развлекались, разгуливали по саду, освещенному гирляндами разноцветных лампочек, танцевали до упаду.

И в эту ночь на даче было полно гостей. Собрались сливки общества: местные помещики, фабриканты, дельцы, крупные торговцы. Веселились до позднего часа, особенно смеялись, когда Кямуран изображал голос и повадки нового надсмотрщика-переселенца.

В три часа ночи у ворот раздался звонок. Его никто не услышал, только два огромных пса подбежали к воротам и начали с лаем кидаться на железные прутья ограды. Еще долго раздавались звонки и собачий лай, нарушавшие тишину ночи, напоенной благоуханием цветов, ароматом апельсиновых и лимонных деревьев. Директор лишь повернулся в своей пуховой постели с одного бока на другой, пробурчал что-то во сне и заснул еще крепче, положив руку на белоснежное плечо жены.