В вилайете как-никак и комаров меньше, и в поле под палящим солнцем не надо спину гнуть, а можно пристроиться на службу — сторожем или весовщиком на фабрику, писарем в учреждении или еще где-нибудь. С помощью земляка, сумевшего разбогатеть по приезде в Турцию, Муртаза получил место весовщика на хлопкоочистительной фабрике. Позже перешел квартальным сторожем — и тут помог земляк, дослужившийся до полицейского комиссара. В этой должности он исправно нес службу, пока между Партией свободы и Народной партией не началась предвыборная борьба. В самый разгар избирательной кампании, когда межпартийные споры особенно обострились, кто-то двинул Муртазу табуреткой по голове. Он упал, обливаясь кровью, и его без сознания отвезли в больницу. Болезнь затянулась, из больницы его не выписывали, и остался Муртаза без работы…
Время между тем шло. Очень быстро обнаружилось, что народ еще не достиг политической зрелости, при которой возможны демократия и многопартийная система управления страной, а посему Партия свободы была распущена, бунт усмирен, «спокойствие восстановлено». Муртаза с помощью земляка-комиссара снова был принят квартальным сторожем. И служил он на этом месте до тех пор, пока комиссар не ушел в отставку. Новый комиссар уже через месяц после вступления в должность уволил Муртазу, к великому удовлетворению населения.
Едва Муртаза завернул в свой переулок, как до него донесся душераздирающий плач грудного ребенка. Он прибавил шагу. Проходя вдоль забора из ржавой жести, Муртаза заглянул во двор: жена невозмутимо стирала белье, стоя около самой двери в комнату. Он влетел в открытую калитку и подбежал к жене:
— Почему плачет несчастное дитя?
Та неспешно подняла на мужа светло-голубые глаза и пожала плечами:
— Видать, описался…
Муртаза ринулся в дом, на ходу скинул башмаки и, оставляя на полу влажные следы от сопревших, рваных носков, заспешил по лестнице в верхнюю комнату. Он поднял из люльки ревущего сына, аккуратно положил его на миндер [77] Миндер — тюфяк или мягкая подстилка для сидения на полу.
около окна с покосившейся рамой, ловко распеленал, вытащил мокрые пеленки, и младенец сразу задрыгал ножками и замолчал. Отец вытер пухлые ножки сына, протер складочки, целуя и приговаривая:
— Агу, мой маленький, агу! Вырастешь большим — достанется врагу!.. Станешь большим и статным, бравым и смелым солдатом, будешь стрелять по врагу, агу, мой сыночек, агу!..
Младенец смеялся от щекотки и сучил ножками. Вдруг кто-то постучал сверху, и послышался старушечий голос:
— Будет тебе причитать! Еще неизвестно, кем он заделается. Вырастет и забудет мать-отца и аллаха…
— Не говори так, Акиле-хала [78] Хала — тетка, обращение к пожилой женщине (просторечн.).
,— задрав голову, ответил Муртаза. — Знаешь, коль повторять сорок дней «хорошо», будет в жизни хорошо, станешь говорить «плохо», будет плохо!..
— Было бы так, человеком вырос бы мой Реджеб. Кормила младенца с молитвой, да что толку… Видать, мир перевернулся, не узнать нынче людей, ни малых, ни взрослых. Спутался парень с измирской шлюхой, с ума свел мать и отца! Ты его ненароком не встречаешь?
— Вижу иногда… В кофейне у Джумалы бывает. Каждый день в кабаке Устюна с Крита…
— Погубит дитя мое эта измирка, точно погубит! Как у тебя с работой?
Муртаза вдруг вспомнил о своем назначении и с гордостью ответил:
— Назначили меня!
— Значит, назначили?
— Да-да, назначили. На очень большую должность.
Старуха ничего не сказала.
— И очень ответственную! Ты знаешь, что сказал технический директор? Он прямо так и сказал: «Только ты можешь навести дисциплину у меня на фабрике!» Наш комиссар, видно, обо всем ему рассказал: дескать, Муртаза-эфенди другим не чета, курсы окончил, научился понимать, что такое дисциплина и порядок. Я слово дал директору: «Не волнуйся, мой директор, от меня ничего не ускользнет…»
Жена Муртазы кончила стирать и развешивала белье на ржавом жестяном заборе, когда в калитке появилась плачущая Пакизе. Только недавно ее обрядили в чистое платье, а теперь она вернулась с ног до головы в грязи. Увидев дочь в таком виде, мать сперва опешила, потом накинулась на нее с бранью и тумаками. Муртаза, не договорив со старухой о своем назначении, стремглав выскочил во двор и вырвал девочку из рук жены, которая отчаянно голосила на всю улицу.
— Хватит тебе! Кончай крик! — цыкнул Муртаза на жену.
Он увел Пакизе в комнату, снял с нее грязное платьице и надел старое платье старшей сестры, которое было велико двухлетней малышке.
Читать дальше