Орхан Кемаль - Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы

— Что случилось, доченька? — спросил он. — Где ты так испачкалась?

— В яму упа-а-ла, — всхлипывала девочка. — Меня туда Исмет толкнул.

Муртаза помянул мать Исмета, вытер слезы дочери и приласкал ее. Потом крикнул жене, чтобы собирала обед. Но женщина продолжала браниться, не обращая внимания на мужнины слова. Пока дочери не вернутся с фабрики, об обеде не могло быть и речи. Так было каждый день. Муртаза требовал обеда до прихода дочерей, а жена неизменно отвечала:

— Горем нашим закуси пока. Не видишь, дочери еще не вернулись?.. Ничего, потерпишь!

Муртаза виновато уставился в окно. Он глядел на улицу, на озеро, раскинувшееся на задах квартала. Грязная вода не испарялась летом, не замерзала зимой, была великим рассадником комаров, от которых люди не знали покоя.

Как только дочери пришли с фабрики, мать вытерла мокрые, побелевшие от стирки руки и накрыла на стол: постелила дырявую скатерть, нарезала хлеб, с полки достала плошку с маринованными овощами, в большой жестяной кружке принесла воду, наконец подала миску с пловом из чечевицы пополам с пшеницей крупного помола. Едва миска оказалась на столе, с пяти сторон к ней протянулись нетерпеливые ложки…

Дочери Муртазы работали в хлопкоочистительном цехе. Бледные, худенькие девочки уже третий год трудились на фабрике по двенадцать, а то и более часов в сутки. У них были тоненькие руки с длинными пальцами и голубые, как у матери, глаза. Сестры-погодки, одной тринадцать, другой двенадцать лет, работали и отдавали отцу все жалованье до последнего куруша, чтобы старшие из шестерых детей могли учиться. Старшая дочка училась на модистку в училище прикладного искусства, а сын — в ремесленном на слесаря.

Муртаза любил рисовать картину недалекого будущего и, чтобы подбодрить дочерей, частенько говорил:

— Не сегодня-завтра ваша старшая сестра станет портнихой, а ваш братец слесарем, и потекут деньги в дом. И вознаградят они вас за ваши труды. Станете барышнями, будете дома сидеть сложа руки…

Старшие, что сын, что дочь, росли умниками, были первыми в классе. Не по годам рослые, вот только очень худые; глаза у обоих материнские — светло-голубые. Сын вел себя примерно, дружил с парнями из квартала. Зато сестра была ему полной противоположностью: отцу с матерью дерзила, с братом и сестрами вовсе не считалась, квартал свой ненавидела, водилась с теми, кто побогаче, во всем подражая их манерам — даже обращалась только на «вы», «бей-эфенди» и «ханым-эфенди». Жители квартала платили ей той же монетой, не упуская случая позлословить в ее адрес. Старшая дружила с парнями из прядильного цеха. За неторопливую походку и блестящие волосы, смазанные бриллиантином, их величали не иначе, как «восточный экспресс». Но девушку не трогали подобные насмешки, она презрительно пропускала их мимо ушей, в крайнем случае остановится, процедит: «Невежи!..» — и пройдет мимо…

Муртаза жевал плов, посапывая хищным носом, погруженный в свои мысли. Он взял из плошки маринованный перец, сунул в рот и с хрустом оторвал корешок. Жена подняла на него глаза и сердито буркнула:

— Потише, за тобой не угнаться!..

Муртаза положил ложку, выпрямился:

— Про свою новую должность думаю.

— Тебя, значит, на работу взяли? — удивленно спросила жена.

— Конечно! — ответил Муртаза, сердито глядя на жену своими зелеными сверкающими глазами. — Сейчас пойду в участок, сдам казенное обмундирование, попрощаюсь с начальством, с товарищами… Ты знаешь, что мне сказал технический директор? «Испортилась дисциплина у меня на фабрике, нет должного порядка! — так и сказал! — Я, — сказал, — ищу человека строгого, понимающего толк в дисциплине. Чтоб он курсы окончил. Пошел я к вашему господину комиссару и попросил, чтобы он мне дал человека, если у него есть в кадрах такой». Комиссар тотчас вспомнил обо мне… «Есть, — говорит, — у меня человек, но не могу отдать, ибо он у меня — главная опора в моем участке!» Вот что ответил комиссар. Но технический директор так просил, так умолял, чуть ли не в ногах валялся. Не устоял мой комиссар и сказал: «Так и быть, отдаю тебе Муртазу, только знай ему цену! Потому что он курсы прошел, от старших уму-разуму научился, другим не чета!..»

Муртаза вопросительно поглядел на жену, желая понять, какое впечатление произвел на нее рассказ, но та уминала плов, не обращая внимания на его слова.

— Знаешь, что сказал технический директор? — важно продолжал Муртаза. — «Есть, говорит, у меня один товарищ, мой земляк, зовут его Нухом. Будь осторожен, не полагайся на него…» Видел я того человека, точно: проку от него никакого. Есть во мне сила, видать от аллаха! Как посмотрю на кого-нибудь, так сразу насквозь вижу… «Не волнуйся, мой директор, — сказал я. — Все исправлю, все налажу. Будет дисциплина и порядок…» А он, знаешь, что ответил? «Браво, Муртаза-эфенди! Не прошло и четверти часа, как ты приступил к своим обязанностям, и уже все понял, все постиг. Быть тебе во всем примером!»