Александра Маринина: Ад

Тамара не выдержала.

— Любаня, что ты пишешь?

— Список, — коротко ответила Люба.

— Список чего?

— Покупок. Я попрошу тебя в ближайшие дни поехать и все это купить.

— Что — все это? — не поняла Тамара. — Ты можешь толком объяснить?

— Рубашки, носки, белье для Родика, бытовая химия, всякие припасы. Пусть у него останется после моей смерти запас хотя бы на какое-то время, пока не найдется тот, кто будет о нем заботиться. Может быть, он наймет помощницу по хозяйству, он же всегда хотел.

— Господи, Любаня, ну о чем ты думаешь?! — громко прошептала Тамара. — Зачем тебе такие мысли? Гони их, они негативные.

— Они позитивные, — улыбнулась Люба. — Я хочу позаботиться о Родике. Он ведь даже не знает, какие у него размеры, он сам не сможет себе ни ботинки купить, ни трусы, я всегда сама этим занималась. Ходила вместе с ним в магазины и разговаривала с продавцами, а он только примерял то, что они приносили. И я не хочу, чтобы после моего ухода он совсем растерялся. Я пишу отдельные списки для него и для того, кто потом будет его обслуживать. Мне надо записать, какие продукты следует покупать и в каких магазинах, что и как нужно ему готовить, какой бытовой химией пользоваться. Но это на будущее. А завтра ты, пожалуйста, поезжай с этими списками и все-все-все купи, чтобы ему хватило на какое-то время.

Тамара сходила за очками и просмотрела исписанные неуверенным, изменившимся Любиным почерком страницы. Ей стало так больно и так горько, что захотелось завыть. Она оглянулась на Родислава, но тот сидел к ним спиной и не отрывался от экрана.

— Родик, сделай, пожалуйста, чуть погромче, — попросила Люба.

Родислав нажал кнопку на пульте, прибавил громкость, и теперь тихий разговор сестер был совсем не слышен. Тамара поняла, что Люба хочет скрыть от мужа и свои списки, и свои черные мысли.

Люба сделала Тамаре знак наклониться поближе.

— Знаешь, Тома, у меня был такой период, когда я Родика разлюбила, а потом даже начала его ненавидеть, — прошептала она. — Это было не очень долго, примерно год. А теперь я так себя корю за это! Ведь год — это же очень много, и весь этот год я могла его любить. А я, дура, не воспользовалась такой возможностью. И потратила целый год на то, чтобы злиться на него и раздражаться. Простить себе не могу. Теперь я понимаю, какой он на самом деле чудесный, добрый, заботливый, и чувствую себя ужасно виноватой и за то, что разлюбила его, и за то, что теперь он так мучается со мной.

— Ты его разлюбила, когда появился молодой любовник? — шепотом спросила Тамара.

Родислав обернулся.

— Эй, девчонки, что за секреты вы там развели? Почему шепчетесь?

— Да мы о своем, о девичьем, — с деланой веселостью ответила Тамара и снова наклонилась к Любе.

— Ой, про Олега я уже давно забыла… — Люба усмехнулась. — Хотя ты права, тогда я тоже Родика разлюбила, но это было столько лет назад! Нет, я говорю о времени, когда мы заканчивали строительство дома. Вот тогда у меня началось отторжение, я тебе не рассказывала, потому что стеснялась. А когда я узнала, что больна, то начала его ненавидеть. Он мне казался таким сытым, таким довольным, и я была уверена, что он меня обязательно бросит из-за моей болезни. Я ведь даже хотела у тебя дожить, чтобы он мной не тяготился. Ну, ты все это помнишь… Теперь я его люблю так сильно, как, кажется, никогда не любила. И мне так жаль, что это не продлится долго…

Люба часто переводила дыхание, пораженные болезнью легкие вызывали одышку.

— Любаня, ты устала, давай договорим в другой раз.

— Нет, — Люба вцепилась в руку Тамары, — ты не понимаешь… Другого раза может не быть. Все может кончиться в любой момент, а я обязательно должна тебе сказать… Родик очень хороший. Он самый лучший на свете, теперь я это знаю точно. Ты не бросай его сразу, когда меня не станет, хорошо? Позаботься о нем хотя бы первое время. Он совсем не может быть один, он такой беспомощный… Пообещай мне, что ты его не бросишь, пока он не придет в себя.

— Обещаю. — Тамара погладила тонкую исхудавшую руку сестры, покрытую сухой кожей в мелких морщинках. — Но об этом рано думать, у тебя еще много времени.

— Мало, — упрямо возразила Люба. — У меня мало времени, я боюсь не успеть, поэтому я должна все сказать сейчас. Томочка, я знаю, какой ты можешь быть резкой и непримиримой, и я знаю, как ты меня любишь. Если вдруг Родик захочет жениться, не говори ему ничего плохого, ладно? Не надо всех этих слов о том, что он предает память обо мне и все такое. Пусть женится, если захочет, и пусть будет счастлив. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что о нем кто-то заботится.