Александра Маринина - Ад

— А что такое? — не понял Камень.

— Так она же все пытается понять, Колин это сыночек или нет. Смотрит, Колины черты в мальчонке выискивает, и то ей кажется, что она их видит, а то будто и нет ничего. Зато Надюшка маленькая — как картиночка, чистый ангелочек, вылитая Лариска пополам с Василием, на обоих похожа, тут никакой экспертизы не надо, чтобы определить, чья она дочка. Аэлла регулярно бывает, Бегорский тоже чуть ли не через день наведывается. В общем, Люба одна не остается. Только ей это все тяжело ужасно.

— Почему?

— Понимаешь, она, конечно, рада всех их видеть, она их любит, это ее близкие люди, но у нее совсем уже нет сил, ей бы полежать, подремать, а приходится выходить и сидеть за столом, участвовать в разговорах. Кушать она все равно ничего не может, ее даже от запаха еды тошнит, а стол-то накрыт, Люба же не может допустить, чтобы гости за пустым столом сидели, вот и просит Тамару приготовить и подать. Для Любы эти гости — и радость, и одновременно мука мученическая. Сидит она за столом, смотрит на них, слушает их разговоры, а сама думает: они останутся, а я уйду. Знаешь, как это больно?

— Могу догадаться, — вздохнул Камень. — Ты дальше-то посмотрел?

Ворон отвел глаза и промолчал.

— Ты что, не слышишь? — окликнул его Камень, чуть повысив голос. — Я спрашиваю, ты дальше посмотрел?

— Не глухой, — огрызнулся Ворон. — Посмотрел.

— А чего молчишь? Рассказывай.

— Да не могу я! — выкрикнул Ворон. — У меня сердца не хватает такое рассказывать! Можешь ты это понять, дубина стоеросовая?! У меня и без того ком в горле стоит, я уж и так все подробности пропускаю, не пересказываю тебе, потому что плакать начинаю.

— Ворон, миленький, — ласково заговорил Камень, — я тебя очень хорошо понимаю, у меня у самого душа болит, но какой ты видишь выход? Бросить историю, не досмотрев до конца?

— Жалко, — всхлипнул Ворон, — мы столько времени и сил на нее положили. А может, пропустим грустное и будем дальше смотреть? А вдруг Люба поправится? Представляешь, я загляну сразу в конец года, в она там здоровая и веселая.

— Думаешь, так может быть? — засомневался Камень.

— Ну а вдруг? Вдруг нашелся какой-нибудь чудесный врач или изобрели какое-нибудь новое лекарство, и все станет хорошо. А?

— Но ты ведь знаешь, что все не так, — печально сказал Камень. — Ты сам признался, что уже посмотрел дальше. Зачем эти пустые мечтания?

— Так хочется надеяться… — Ворон смахнул крылом слезу. — Не могу поверить, что все заканчивается так плохо. Ладно, слушай. Только я вкратце, потому что сердце разрывается.

Финал конкурса «Евровидение» решили смотреть все вместе в гостиной на первом этаже дома. Теперь рядом с длинным кожаным диваном, на котором любил сидеть перед огромным, висящим на стене экраном Родислав, стоял отдельный удобный диван для Любы. Тамара помогла сестре устроиться и села рядом в мягкое глубокое кресло.

— Любаша, тебе что-нибудь принести? — заботливо спросил Родислав. — Может, чайку?

— Не хочу, спасибо, Родинька.

— А мороженого?

— Чуть-чуть можно, — улыбнулась она.

Тамара тут же вскочила на ноги.

— Я принесу.

Родислав жестом остановил ее.

— Я сам. Сиди, отдыхай, ты и так целый день была на ногах.

Он давно забыл о своей неприязни к сестре жены и теперь был благодарен ей за помощь.

Люба несколько раз лизнула мороженое и отдала его Тамаре.

— Все, больше не могу.

Программа началась. Родислав любил смотреть этот конкурс и каждый год сидел до глубокой ночи, ожидая результатов голосования. Люба никогда прежде «Евровидение» не смотрела, но сейчас в ней проснулась жадность ко всему, чего она никогда не видела. Жаль только, что не было сил. Если бы она могла, она бы поехала путешествовать, посмотрела бы далекие страны, но самое большее, что она теперь могла, это лежа на диване посмотреть никогда не виденную телепрограмму или прочесть новую книгу.

— Это что, песня? — громко возмущался Родислав после очередного номера. — По-моему, это бессмысленный набор звуков.

— Ну что это за исполнение! — яростно негодовал он после другой песни. — Мелодия про одно, а певец поет совершенно про другое. И вообще, где у него голос?

— Тома, принеси, пожалуйста, блокнот, — попросила Люба тихонько.

— Зачем?

— Я хочу кое-что записать, пока не забыла.

Тамара принесла блокнот в твердой обложке и ручку, Люба пристроила блокнот на коленях и начала записывать. Тамара, скосив глаза, наблюдала за сестрой. Без очков для чтения она не могла разобрать слова, но точно понимала, что это не черновик завещания, слова были короткими и написаны в столбик, рядом с каждым словом — цифры. Концерт продолжался, Родислав с интересом следил за выступлениями участников конкурса и не замечал, что жена что-то пишет.