Александра Маринина - Ад

— Что годы с людьми делают, — констатировал Камень. — Аэллу прямо не узнать. Это ж надо — с первым встречным так откровенничать! Он что, действительно такой харизматичный, этот Кирилл?

— Чего ты бранишься? — Ворон немедленно оскорбился. — Слово какое-то выдумал… Некрасивое слово, почти как матерное. Будешь меня угнетать — перестану рассказывать. И вообще, что вы за моду такую взяли во всем меня обвинять? Я вам рассказываю, как все было, а если вам что не нравится, то я сразу плохой.

— Да отличный ты, отличный, — стал успокаивать его Камень. — И все мне нравится. Я только насчет Кирилла уточнил.

— Нет, — у Ворона явно возникло настроение пообижаться и сделать всех вокруг виноватыми, — это уже не первый случай, когда вам не нравится, как люди себя ведут, а вы свою злость на меня выплескиваете. Хватит, натерпелся я за свой век.

Камень начал терять терпение и сердиться.

— Господи, ну что ты раскапризничался? Кому тут что не нравится? Кто тебе хоть слово сказал? С чего все эти огульные обвинения?

— А с того, что вы все с самого начала гнобили меня и всю мою красоту поуродовали! — заявил Ворон.

Камень озадаченно посмотрел на друга.

— Ты что, собственно говоря, имеешь в виду? Кто тебя поуродовал?

— А ты что, не помнишь? — разъяренно закричал Ворон. — Ты забыл, каким я был красивым, белым, пушистым? Эта кокетка Коронида, дочка Флегия, решила, видите ли, что Аполлон ее разлюбил, и поскорее выскочила замуж на Исхиса. Помнишь, был такой крендель в Аркадии?

— Помню, но смутно. А ты тут при чем?

— Так я, как дурак, полетел к Аполлону, чтобы его проинформировать, так, мол, и так, не надейся зазря, она теперь другому отдана и будет век ему верна. А он что сделал, этот придурок?

— Что? Я не помню, это давно было.

— Я тогда был белым, как молоко, а он меня проклял, и мои перья с тех пор стали черного цвета. Представляешь, каков хмырь? Его баба ему изменила, а я виноват. Вот так с тех пор и повелось. У людей проблемы, а я крайний.

Камень заподозрил недоброе. В рассказе Ворона о знакомстве Аэллы и актера Тарновича не было ничего, что могло бы огорчить или расстроить. Наоборот, следовало бы порадоваться за женщину, которая встретила наконец подходящего мужчину. С чего вдруг Ворон затеял этот разговор? Неужели он узнал еще что-то, что может всерьез не понравиться Камню, и принял превентивные меры?

— А что там дальше было? — осторожно спросил он.

— Да то же, что обычно у древних бывало, — буркнул Ворон. — Аполлон немедленно нажаловался папаше, Зевсу то есть, у него вообще такая манера была: чуть что — сразу к папочке бежать и кляузничать. Зевс долго не размышлял, Исхиса молнией убил. А уж со своей неверной любовницей Аполлон сам разделался, с бабой-то справиться — много ума не надо. Он ее стрелой поразил и в огонь вверг. Совсем очумел от горя. Коронида-то в тот момент уже ребенка рожала, а ему все неймется. И ребеночек, между прочим, от Аполлона был, а не от мужа.

— То есть она, когда замуж выходила, была беременна от другого?

— А я о чем! Ты только представь: с беременной женщиной счеты сводить! Это уж совсем себя не уважать надо, чтобы такое вытворять. А туда же: бог, светозарный, светоносный. Да какой он, на фиг, бог! Чучело гороховое. Хорошо хоть она родить все-таки успела. Мальчика. Но ее отец, Флегий-то, тоже в долгу не остался, он в отместку за смерть дочери поджег храм Аполлона в Дельфах. Ну, боги такого не потерпели, они за своих-то, за Зевса с Аполлоном, горой стояли, так что они с Флегием тоже посчитались: заставили его в царстве мертвых терпеть вечный страх.

— Это каким же образом? — заинтересовался Камень.

— А они его приковали под огромной скалой, которая в любой миг могла обрушиться. Представляешь, он сидит под этой скалой и каждую секунду ждет смерти. И так из года в год. Бр-р-р! Врагу не пожелаешь. Вот они там, в Древней Греции, так развлекались, а я расплатился своим чудесным молочно-белым опереньем. Скажешь, это справедливо?

— Несправедливо, — согласился Камень. — А ты к чему ведешь-то? За что я должен на тебя рассердиться?

Ворон изобразил задумчивость и посмотрел на небо. Небо было низким, темно-серым и неприветливым.

— Ну, я… это… В общем, я там насчет Родислава кое-что посмотрел. Ты ведь за него душой болеешь, так что… Но я не виноват! Это не я придумал!

— Рассказывай, — вздохнул Камень.

Он понимал внутреннюю логику характера Родислава и к худшему приготовился уже давно. Даже странно, что Ворон раньше об этом не заговорил.