Адам Джонсон - Сын повелителя сирот

– Сан Мун! – воскликнул он. – Чем же мне тебя угостить?

Он крепко обнял ее в пылу социалистического товарищества.

– Я не знаю, – ответила она.

– Ты должна была ответить: «Как обычно».

– Как обычно, – повторила она.

Он налил в рюмки немного северокорейского коньяка, который славится своими лечебными свойствами.

Присмотревшись, Великий Руководитель заметил печаль в ее глазах.

– Чем ты расстроена? – спросил он. – Расскажи мне свою историю, и я дам ей счастливый конец.

– Ничем, – заверила она. – Я просто репетирую свою новую роль в кино.

– Но это радостный фильм, – напомнил он ей. – Распущенного мужа твоей героини заменили более эффективным, и вскоре у всех крестьян повысились урожаи. Но тебя огорчает что-то другое. Дела сердечные?

– В моем сердце есть место только для Корейской Народно-Демократической Республики, – ответила она.

Великий Руководитель улыбнулся

– Узнаю свою Сан Мун, – сказал он. – Этой девушки мне так не хватало. Пойдем посмотрим, какой у меня есть для тебя подарок.

Он достал из-за барной стойки американский музыкальный инструмент.

– Что это? – спросила она.

– Это называется ги-та-ра . На ней исполняют сельскую музыку. Говорят, она сейчас пользуется особой популярностью в Техасе, – сказал он. – На этом инструменте также исполняют «блюз», это такая музыка, в которой отражается боль от неверных решений.

Сан Мун пробежалась своими нежными пальчиками по струнам гитары . Та издала глухой стон, как будто звонкий хэгым [31]завернули в одеяло и окунули в ведро с водой.

– Американцам есть о чем печалиться, – заметила она, пощипывая гитарную струну. – Но послушайте, я не могу сыграть на ней ни одну песню.

– Но ты должна, должна, – сказал Великий Руководитель. – Пожалуйста, сделай так, чтобы она сыграла для меня.

Сан Мун принялась наигрывать на гитаре: «Сожалею, что в сердце моем…, – запела она. – Не вмещается моя любо-о-овь…».

– Так-та-а-к…, – произнес он.

Она продолжила: «К самой демократической стране в мире-е-е…, – пела она. – Корейской Народно-Демократической Республике-е-е».

– Хорошо. Только поменьше этого птичьего чириканья. Пой, чтобы кровь кипела в твоих жилах.

Она положила гитару на барную стойку струнами вверх, так, как играют на правильных струнных инструментах. Она старалась захватывать струны так, чтобы извлечь из них разные ноты:

– Янки ра-а-ды, – пела она, неистово бренча на гитаре. – Янки печаа-альны.

Великий Руководитель отбивал ритм руками по барной стойке.

– Но нашей стране разница не видна-а-а, – стучала она по гитаре. – Ведь наш народ счастлив всегда-а-а».

Они засмеялись.

– Мне всего этого так не хватает, – вздохнул он. – Помнишь, как мы допоздна обсуждали сценарии фильмов? Как мы выражали любовь к своей стране и постигали воссоединение?

– Да, – вздохнула она. – Но все изменилось.

– Изменилось? Я думал, пытаясь понять, – сказал Великий Руководитель, – если что-то бы случилось с твоим мужем при выполнении одного из его многочисленных опасных заданий, мы с тобой могли бы подружиться снова? Конечно, твой супруг жив и здоров, и этот твой брак лучше, чем был когда-либо, я уверен в этом. Но если что-нибудь случилось бы с твоим супругом, если бы он провалил одно из своих многочисленных героических заданий в интересах нашей страны, имел бы я право надеяться думать, что мы с тобой могли бы снова сблизиться и по вечерам делиться знаниями Чучхе и политики «Сонгун»?

Сан Мун оставила гитару .

– Что-то должно случиться с моим мужем? – спросила она. – Вы это пытаетесь мне сказать? Вы собираетесь отправить его на опасное задание?

– Нет, нет, гони прочь эту мысль, – заверил он. – Ничего подобного. Конечно, никогда нельзя утверждать с уверенностью… Мир, надо сказать, – опасное место, и будущее известно только высокопоставленным чиновникам.

– Вашей отеческой мудрости всегда удавалось умерить мои женские страхи, – сказала Сан Мун.

– Это один из моих подарков, – ответил Милосердный Руководитель Ким Чен Ир во всем своем великолепии. – Должен заметить, – продолжал он, – что ты называешь его мужем .

– Я не знаю, как еще называть его.

– Но ты не отвечаешь на мой вопрос, – настаивал Великий Руководитель.

Сан Мун стояла, скрестив руки и отвернувшись от бара. Она сделала два шага и вернулась назад. Я тоже истосковалась по нашим беседам до поздней ночи, – вздохнула она. – Но эти дни уже в прошлом.