Жан-Луи Кюртис - Парадный этаж

Она посмотрела на него долгим взглядом, лицо ее было серьезно. Потом сказала:

— Я должна была бы ненавидеть тебя.

— О! За что же? За то, что я не притворяюсь, как многие наши современники, будто мне не дает спокойно жить мысль о голоде в Индии?

— За то, что ты принимаешь мир таким, каков он есть, — ответила она, и в ее голосе впервые прозвучали непреклонные, почти торжественные нотки. По-видимому, она и сама почувствовала, что эта фраза фальшива, заимствована из какого-то догматического учения; именно поэтому она произнесла ее немного неестественным тоном.

— Кто тебе сказал, что я его принимаю?.. Мир, каков он есть… Милая моя Лисбет, не забывай, что я знал его намного раньше, чем ты, знал таким, каким ты никогда не узнаешь, по крайней мере я надеюсь на это. В твои годы, поверь мне, я испытал притеснения, несправедливость, ужас, я все это пережил…

— Тем более не надо смиряться.

— Тебе легко говорить. Когда побываешь в аду… — Он тоже оборвал себя на полуслове.

Лисбет сидела не шелохнувшись, казалось, она ждет продолжения. Иоганнес в задумчивости молчал. Через несколько секунд он очнулся. Улыбаясь, он повернулся к Лисбет и с мольбой, как бы заклиная ее, прижал к груди руки:

— Дай мне дожить свои дни в покое… Прошу тебя! Даже если ты думаешь, будто я живу в мире грез… Даже если предположить, что я виновен — пусть! — я ведь все оплатил авансом…

Лицо Лисбет смягчилось от прилива сердечной теплоты, она прошептала:

— Дорогой дядя Иоганнес…

— Тебе так уж необходимо величать меня «дядей»? Хочешь окончательно доконать меня!

— Ты восхитительный динозавр!

— Лисбет! Ну право же!

— Впрочем, нет, не динозавр. Динозавр — это огромный живой танк, покрытый чешуей. Ты же — крошечная доисторическая ящерица.

— Спасибо.

— Но я обожаю маленьких ящериц…

Снова наступило молчание. Судя по всему, Иоганнес не был расположен закончить дискуссию, не одержав победы.

— Ты говоришь, что я — личность доисторическая… О боги! Но что в таком случае прикажешь мне сделать, чтобы идти в ногу с современной Историей? Разве недостаточно, что я в двадцать лет пережил сорок четвертый год?

— Не сердись, дружок, — миролюбиво проворковала она. — Послушай, лучше дай-ка мне чего-нибудь выпить. Продолжай прислуживать прекрасной одалиске.

— Приготовить чай?

— Нет. Дай мне скотч, полный стакан.

— Ты уже виски пьешь? Да еще в пять часов дня? А я-то считал, что от крепких напитков ты воздерживаешься.

— Сегодня исключение. Мне нужен допинг.

Иоганнес бросил на нее пытливый взгляд, но удержался от вопроса.

Он пошел на кухню, поставил на поднос напитки. Это заняло четыре или пять минут. Когда он вернулся в гостиную, Лисбет все еще лежала на кушетке. Он увидел ее в профиль. И его поразило выражение этого изможденного усталостью лица. В этой застывшей маске, в неподвижном взгляде, в остановившихся зрачках он уловил какую-то растерянность, почти ощутимый ужас. Он подумал: «Она наглоталась наркотиков», потом более четкая, более гнетущая догадка: «Она боится». В этот момент Лисбет повернула к нему голову и с бравым видом улыбнулась. Он поставил поднос на столик, налил виски.

— Ну как ты? — самым естественным тоном спросил он. — У тебя все в порядке?

— Да, вполне.

— Тебя ничто не заботит?

Она окинула его быстрым испытующим взглядом.

— Нет, ничего. Почему ты об этом спрашиваешь?

— Сам не знаю… У тебя такой усталый вид… Да, кстати! Ты сказала, что у тебя нет ни гроша! Может быть, это тебя и заботит? Главное, Лисбет, не делай глупостей: если тебе нужны деньги, я к твоим услугам.

Она несколько раз покачала головой и сказала, что это очень мило с его стороны, но она ни в чем не нуждается, она выкрутится сама.

— Но скажи мне, — продолжал он, — а как же гравюра?.. Это же безумие… Она наверняка обошлась тебе недешево…

На сей раз Лисбет откровенно расхохоталась.

— Послушай, — сказала она, — очевидно, я должна была бы оставить тебя в убеждении, что эта гравюра для меня — огромнейшая финансовая жертва, но это было бы некрасиво с моей стороны… Я надеялась, что ты в какой-то мере догадался…

— О чем догадался, дорогая?

— Что я ее стибрила, вот о чем! Ведь не думаешь же ты, что я дала нажиться этим сволочным торговцам эстампами!

Иоганнес смотрел на нее, не веря своим ушам, чуть ли не шокированный.

— Ты хочешь сказать, — сказал он шепотом, словно кто-то мог их услышать, — что эту гравюру ты украла?