Артур Хейли - Перегрузка

О’Брайен признался:

— Порой я могу казаться напыщенным. Это одна из моих слабостей. — Он указал на стопку счетов: — Я там есть?

— Оскар, — сказала ему Шарлет Андерхилл, направляясь к выходу, — вот об этом вы никогда не узнаете.

Руфь Голдман была в Нью-Йорке. Она отправилась туда, чтобы пройти двухнедельный курс лечения в институте «Слоун-Кеттеринг», чем, судя по всему, дело не ограничилось бы. Такое решение принял доктор Левин после того, как изучил результаты обследования во время предыдущей поездки Руфи в Нью-Йорк и обсудил их по телефону с местными врачами.

— Я не могу ничего обещать, да и никто не может. В этом вопросе царит неопределенность. И все же добавлю, что я и люди из «Слоун-Кеттеринг» исполнены осторожного оптимизма, — сказал он пришедшим к нему Руфи и Ниму.

Вот и все, что им удалось из него вытянуть. Вчера рано утром Ним проводил Руфь в аэропорт на прямой рейс «Американ эрлайнз». Они трогательно попрощались.

— Я люблю тебя, Руфь, — сказал он, когда была объявлена посадка. — Я буду скучать по тебе и молиться, насколько умею.

Она засмеялась и поцеловала его.

— Странное дело, — проговорила она. — Вроде бы и нет подходящего повода, но я никогда не ощущала себя более счастливой.

В Нью-Йорке Руфь остановилась у друзей, посещая институт несколько раз в неделю. Леа и Бенджи снова отправились к бабушке с дедушкой. Поскольку отношения Нима с Нойбергерами стали теперь сердечными, он пообещал иногда приезжать на обед, чтобы встретиться с детьми.

Как было обещано ранее, Ним договорился сходить с Карен на концерт симфонической музыки. А несколько дней назад он получил от Карен записку со стихами:

Читая эти строки, Ним тяжело вздохнул, потому что действительно хотел увидеть Карен. Он виновато подумал, что все сложности в его личной жизни создавались им самим. С того памятного вечера, когда они с Карен занимались любовью, он появлялся у нее дважды, днем, но эти визиты были краткими, по пути из какого-нибудь одного места в другое. Он-то знал, что Карен жаждала видеть его гораздо чаще. Отсутствие Руфи казалось удобным случаем, чтобы проводить время с Карен более обстоятельным образом, поэтому посещение концерта симфонической музыки, который был призван заменить им вечер у нее дома, несколько успокоило его совесть.

Когда он заехал за Карен, она была уже готова — одетая в праздничное темно-красное платье со скромной ниткой жемчуга на шее. Ее длинные светлые волосы, причесанные и блестящие, спадали на плечи. Мягкие губы и голубые глаза излучали теплоту. Ногти на длинных пальцах рук, лежавших на деревянной дощечке, были покрыты блестящим лаком. Пока они целовались, испытывая сладостную близость друг друга, Ним ощутил тайное желание. Снова заговорила страсть, которая лишь дремала в нем. Он почувствовал облегчение, когда поцелуй прервался. Минуту или две спустя, когда появилась Джози и стала отсоединять инвалидное кресло от розетки, чтобы оно свободнее перемещалось по комнате, Карен сказала:

— Нимрод, ты весь напряжен. Это заметно.

— Да, кое-что случилось, — признался он. — Частично тебе уже известно из газет. Но сейчас только ты, я и музыка.

— И я, — проговорила Джози, подходя к креслу спереди. Помощница-экономка сияла при виде Нима, который явно был одним из ее любимцев. — Но все, что я сделаю, — это отвезу вас обоих. Если через несколько минут вы с Карен спуститесь вниз, мистер Голдман, я успею подогнать «Хампердинка».

Ним засмеялся:

— А, «Хампердинк»! Как поживает твой фургон?

— Пока великолепно, но… — ее лицо помрачнело, — но я волнуюсь за отца.

— В каком отношении?

Она покачала головой:

— Не стоит сейчас об этом. Может, расскажу позже.

Как обычно, Нима поразило, с какой ловкостью, используя только растягивающуюся трубку, Карен вывела кресло из квартиры по коридору к лифту. По дороге он спросил:

— И надолго хватит твоей батареи?

Она улыбнулась в ответ:

— На сегодня я заряжена полностью. Поэтому, если пользоваться батареей для кресла и моего респиратора, вероятно, часа на четыре. После этого мне снова придется подключаться к старой доброй «ГСП энд Л».