Артур Хейли - Перегрузка

— Я знаю, — сказала Синтия. — И раз уж мы об этом заговорили, разреши мне спросить тебя вот о чем. Ты испытываешь, а может, испытывал чувство вины?

— Да, — кивнул Ним.

— Не надо! Однажды, когда я размышляла, чем помочь Карен, мне попала в руки книга Милтона Даймонда. Он профессор медицины на Гавайях, изучает секс инвалидов. Я не ручаюсь за точность его слов, но смысл их в следующем: у инвалидов и без того достаточно всяких проблем, чтобы обременять их чувством вины… Сексуальное удовлетворение имеет для них более высокую ценность, нежели общественное одобрение. Таким образом, в сексуальном плане для инвалидов приемлемо все. — И тут Синтия добавила почти цинично: — Если тебя еще мучит чувство вины, выкинь его!

— Знаешь, не уверен, — проговорил Ним, — можно ли еще чем удивить меня сегодня. Тем не менее я рад, что такой разговор состоялся.

— Я тоже. Это ведь частичка процесса познания. Мне, как и тебе, надо знать больше о Карен. — Синтия некоторое время продолжала потягивать виски из своего бокала, а затем проговорила задумчиво: — Ты мне поверишь, если я скажу тебе, что когда Карен было восемнадцать, а мне двадцать один, я ее ненавидела?

— В это трудно поверить.

— А это так. Я ненавидела ее потому, что все внимание родителей и их друзей было отдано ей. Иногда мне казалось, что меня вообще нет. И вот как бы получалось: Карен — это и Карен — то! Карен — все на свете! Что бы еще сделать для дорогой бедной Карен? И никогда не вставал вопрос: а что нужно сделать для здоровой, нормальной Синтии? Был мой двадцать первый день рождения. Мне хотелось собраться большой компанией, но мама сказала, что это неуместно из-за Карен. Поэтому состоялось лишь небольшое семейное чаепитие — мои родители и я, Карен была в больнице, на столе паршивый чаек с какими-то дешевыми пирожными. Что касается подарков, то они были чисто символическими, потому что каждый цент был на счету. Мне стыдно признаться, но в ту ночь я молилась, чтобы смерть забрала Карен к себе.

В наступившем молчании даже сквозь опущенные шторы Ним слышал, как дождь барабанит в окна. Он был тронут доверием Синтии, но где-то в глубинах его сознания пробивалась мысль о благостном дожде — ведь для такого энергетика, как он, дождь, град или снег означали накопление впрок электроэнергии на сухой сезон. Он отбросил эти сугубо профессиональные мысли и обратился к Синтии:

— И когда же изменились твои чувства?

— Не так давно, и менялись они постепенно. Но этому предшествовал мучительный период осознания вины — вины от того, что я здорова, а Карен — нет. Вины из-за того, что я могу делать то, чего не может она, — например, играть в теннис, ходить на вечеринки, флиртовать с мальчиками. — Синтия вздохнула: — Я не была хорошей сестрой.

— Но сейчас ты хорошая.

— Настолько, насколько могу, после забот о муже, доме и детях. Только после рождения первого ребенка я стала понимать и ценить мою маленькую сестру. И мы сблизились. Мы стали подругами, которые любят друг друга, делятся сокровенными мыслями. Нет ничего, что бы я не сделал для Карен. И нет ничего, чем бы она не поделилась со мной.

— Это я уже понял, — сухо подтвердил Ним.

Потом Синтия рассказала ему о себе. Она вышла замуж в двадцать два просто потому, что хотела уйти из дома. Ее муж менял одну работу за другой, сейчас даже заделался продавцом обуви. Из ее слов Ним сделал вывод, что замужество оказалось неудачным, просто деваться было некуда. И наверное, она не ушла от мужа ради троих совместно нажитых детей. До замужества Синтия брала уроки пения и теперь четыре раза в неделю поет во второразрядном ночном клубе, чтобы дополнить скудный заработок мужа. В эту ночь у нее выходной, поэтому она здесь, а муж сидит дома с ребенком. Пока шла беседа, Синтия выпила еще два скотча. Ним отказался. Он заметил, что ее язык стал немного заплетаться.

Наконец Ним поднялся:

— Уже поздно. Мне надо идти.

— Я вам подам плащ, — сказала Синтия. — На улице дождь. Чтобы не промокнуть, пока идешь до машины. — И добавила: — Ну а если хочешь, можешь остаться тут на ночь. Это диван-кровать.

— Благодарю, но лучше уж я пойду.

Она помогла ему надеть плащ, а уже в дверях поцеловала в губы.

— Это тебе от Карен, — сказала Синтия. — И немножко от меня.

Возвращаясь домой, Ним пытался выкинуть из головы навязчивую мысль, которая казалась ему хищной и предательской. Это была мысль о том, что в мире много привлекательных и желанных женщин, готовых разделить его сексуальные удовольствия. Опыт, инстинкт и исходившие от нее недвусмысленные знаки внимания дали ему понять: Синтия тоже была бы не против.