Отохико Кага - Приговор

— Я, конечно, терпеть не могу этот чёртов снег, но когда я сидел один-одинёшенек с пустым брюхом, я часто им подкреплялся. И вроде бы делалось легче.

— Вот сегодня небеса и подсыпали снежку специально для тебя, — ощутил пожилой надзиратель.

— Да, это уж точно. Как, папаша, не желаете попробовать? — И Сунада стряхнул себе в пригоршню снег с ветки.

— Да нет, пожалуй. А ты ешь сколько хочешь.

— Нет, в меня больше не лезет. Пора и восвояси. Выпью свои пилюли и прохраплю до утра.

Сунада потянулся и зевнул. Вид у него и в самом деле был сонный.

— Ну и крепкий же ты парень! Тебе и таблеток никаких не надо, — весело сказал пожилой надзиратель.

— Да, что-то меня совсем разморило. — Сунада потряс плечами и ещё раз широко зевнул. На глазах у него выступили слёзы и дорожками побежали по щекам. А может, он просто заплакал и, чтобы скрыть это, сделал вид, будто его одолела зевота.

— Эй, Кусумото, а давай в снежки? — вдруг пришло в голову Сунаде.

— Ну-у, — неопределённо протянул Такэо. Во дворик выходили окна больничных палат, в них маячили прильнувшие к стеклу и наблюдавшие за ними пациенты, к тому же полагалось получить разрешение у конвоира. Тут ему прямо в лицо попал брошенный Сунадой снежок. Лицо сразу же словно заледенело, рядом послышался смех Сунады.

— Можно поиграть? — спросил он у молодого конвоира. Тот взглянул на Нихэя.

— Да ладно, пусть поиграют, — кивнул пожилой надзиратель. По его лицу расплылась широкая улыбка, и он ещё раз кивнул:

— Играйте, играйте.

Такэо выскочил во дворик. В спортивные тапочки сразу набился снег, и носки промокли. Заледеневшие ноги слушались плохо. К тому же два снежка, пущенных Сунадой, попали ему за шиворот, и тающий снег ручейками побежал по спине.

— Ну, погоди! — весело воскликнул Такэо.

Он подхватил снег с земли, и пальцы тут же свело от холода. Снег был пушистым и разваливался, слепить снежок не удавалось. Подхватив горсть снега, он бросил его и попал Сунаде в плечо. Они начали забрасывать друг друга снегом и, разгорячившись, веселились как дети. Сунада метал снежки сильно и точно, и скоро Такэо был весь в снегу. Внезапно он осознал, что оказался в том же положении, в каком совсем недавно был Тамэдзиро, когда Сунада бросал в него мячом. Ему вспомнилось, как Андо сказал тогда:

— Ну, конец этому говнюку Тамэдзиро. Гляньте-ка. Да ему просто дыхалки не хватит.

— Сдаюсь! — крикнул Такэо. Тут его с головой накрыл огромный ком снега, и он задохнулся.

— Сдаюсь! — снова закричал он, а Сунада хрипло заорал:

— Я тебе сдамся, попробуй только! Нет! Давай ещё!

— Больше не могу. Да не могу я, понятно?

— Я тебе покажу «не могу»! А ну защищайся, сукин ты сын! — И Сунада кинулся на него. Его налитые кровью глаза придвинулись совсем близко. Резко запахло потом. Побагровевшие щёки свисали как два кровяных мешка, лицо пересекала безобразная трещина шрама. Внезапно Такэо стало страшно. Он понял, что чувствовали женщины, когда на них нападал Сунада. Безудержный напор, противостоять которому невозможно. Будто к тебе тянет щупальца огромная раковая опухоль, от которой не спастись. В мозгу внезапно возникло слово «зло». Воплощением его было тело Сунады.

— Кончай выпендриваться! — злобно сверкая глазами, крикнул Сунада.

— Я же сказал — сдаюсь. — Такэо отвернулся и двинулся было к стоявшим у стены здания надзирателям, но тут же его шея оказалась зажатой как тисками.

— Отвали! — задёргался Такэо, пытаясь высвободиться.

— Ах ты сукин сын, кому говорю, стой! — В голосе Сунады появились угрожающие нотки.

Такэо сильно двинул ему локтем в живот, и, когда тот невольно отпрянул, пустился наутёк. Сунада бросился было за ним, но поскользнулся и шлёпнулся в снег, взметнув облако снежной пыли. Надзиратели захохотали. Поднявшийся на ноги Сунада злобно усмехнулся, но в следующий миг тоже взорвался оглушительным смехом. Один лишь Такэо не утратил настороженного выражения на лице и молча наблюдал за корчащимся от смеха Сунадой.

Тюремная синяя роба Сунады совсем промокла, из рукавов капала вода. С каждым приступом смеха её количество увеличивалось.

— Ладно, пошли, — сказал пожилой надзиратель. — Эй, Сунада, смотри не простудись, а то ещё заболеешь.

— Да, это мне ни к чему, — весело откликнулся Сунада. — Что ни говори, а здоровье прежде всего.

Отперев дверь, Нихэй сделал рукой знак:

— Сунада!

За ними вошёл Такэо.

Они снова поднялись на второй этаж и через ещё одну дверь в самом конце коридора вышли в длинный и широкий — в десять с лишним метров шириной — Большой коридор. Справа было шесть выходов, засранных железными решётками, каждый вёл в свой корпус. Подойдя к четвёртому, Нихэй вытащил ключи. Если считать от дворика у медсанчасти, это была уже третья запертая на замок дверь на их пути. А если прибавить ещё и дверь в камеру, то можно сказать, что и четвёртая. «Интересно, а сколько всего таких дверей надо преодолеть на пути из внешнего мира к камере?» — подумал Такэо. По крайней мере пять. Да нет, наверное, гораздо больше.