Бернар Клавель - Тот, кто хотел увидеть море

Она поднялась по деревянной до блеска натертой лестнице на второй этаж и позвонила. Ей открыл дверь Робен. Они поздоровались.

— Я вам помешала, — извинилась она. — Мне так хотелось узнать, что передают по радио.

— Вы мне нисколько не мешаете, но, к сожалению, ничего особенного не передавали. Да к тому же те новости, что сообщают по радио, малоутешительны.

— Кто-то говорил, что боши уже в Полиньи.

— Нет, — сказал Робен, — не думаю, что они уже так близко.

Они замолчали. Мать разглядывала современную очень чистую кухню Робенов. Господин Робен подошел к радиоприемнику, повертел ручки. Вскоре послышалась музыка, потом отдаленный голос, говоривший не по-французски, потом опять музыка и потрескивание. Робен выключил радио.

— Вот видите, ни по швейцарской, ни по французским станциям никаких сообщений сейчас не передают, — сказал он. — Садитесь, потом я опять попробую.

Мать села и рассказала, как уехал Жюльен.

— Я думаю, вы поступили правильно, — сказал Робен. — Не жалейте, я думаю, вы приняли правильное решение.

Они посидели несколько минут молча, потом Робен опять заговорил. Мать не слушала. Она знала только, что он рассказывает о жене и ребенке. Он был счастлив, что ему удалось отправить их в деревню. Время от времени она только кивала головой и что-то одобрительно бормотала.

Иногда от проезжавших мимо грузовиков дрожал дом и дребезжали стекла в окнах. Голос Робена сливался с этими звуками. Мать чувствовала, что все вокруг становится каким-то зыбким.

Робен замолчал. Мать напрягла слух и услышала, как он сказал:

— Верно, вы очень устали.

— Да, — призналась она. — Пойду домой.

— Вы бы прилегли, если передадут что-нибудь важное, я вам сейчас же скажу.

— Да-да, вы очень любезны… Спасибо, большое спасибо.

Она вышла и, уже стоя на площадке, обернулась и спросила:

— Может, вы покушаете с нами в полдень, ведь вы же один.

— Что вы, что вы, я не хочу вас беспокоить.

— Нет-нет, приходите… Вы… вы нас нисколько не побеспокоите.

Робен хотел что-то сказать. Мать опередила его.

— Приходите, — сказала она, — мы так одиноки теперь, когда остались вдвоем. Нам будет легче.

Он улыбнулся:

— Ну, если так, спасибо, скоро увидимся.

Мать сошла с лестницы, на этот раз она не остановилась поглядеть на машины, которые запрудили бульвар. Она повернула за угол и быстро дошла до сада.

Она чувствовала все ту же усталость, но идти ей все-таки было легче.

Отца она застала у крольчатника, он кормил кроликов.

— Что случилось? — спросил он. — Ты откуда?

— От господина Робена. Но случиться ничего не случилось. Радио молчит.

— Ах, вот что! Мне показалось, что ты торопишься.

Она удивленно пожала плечами.

— Нет, я не тороплюсь, — сказала она. — Но я пойду приготовлю поесть. Господин Робен один, вот я…

Она посмотрела на отца, он запускал руку в мешок и пригоршнями бросал кроликам траву. Кролики старались выглянуть, тыкались мордочками в решетку и принюхивались. Когда отец закрывал дверку, они отходили, опустив уши, полузакрыв глаза.

— В чем дело? — спросил отец. — Ты начала про господина Робена…

— Да, дело в том, что он остался один, вот я и позвала его к нам завтракать.

— А-а!

Отец как будто удивился. Не выпуская мешка из рук, он выпрямился и посмотрел на мать. Казалось, он раздумывает. Его лицо, вначале суровое, постепенно смягчилось.

— Ей-богу, ты хорошо придумала, может, время пройдет скорее. — Он нагнулся, открыл дверцу в другой крольчатник, и мать услышала, как он бормочет: — Господи, ничего-то, ничего мы не знаем!

Господин Робен пришел задолго до двенадцати. Все было готово, и они тут же сели за стол, чтобы потом, не теряя времени, послушать последние сообщения.

— Я поставил на холод бутылку вина, — сказал Робен, — разопьем ее, это нас подбодрит, и боши не попользуются.

Отец усмехнулся.

— Мы точно сговорились, — сказал он. — Я тоже достал из погреба бутылку.

— Значит, напьемся пьяными, — пошутил Робен.

— Это в первый раз мы пьем за завтраком старое вино, — заметила мать.

— Эх, кабы знать, что мое вино выпьют немцы, я бы его на навозную кучу вылил.

— Вы, конечно, лучше меня это помните, но мне кажется, в четырнадцатом году на севере и на востоке люди так и делали, — сказал Робен.

— Да, а когда боши дознались, кто это сделал, они их прикончили.

— Этого я не слышал, — сказал Робен. — А вот мой отец жил у людей, которые вылили на землю вино из своих бочек и разбили бутылки, все до одной, а немцы до них так и не дошли.