Бернар Клавель - Тот, кто хотел увидеть море

— Вы думаете, он хотел бы продолжать занятия в школе?

— Ах нет, я не знаю, он мне ничего не говорил. Но прибирая в его комнате, я нашла вот это. И принесла вам. Я бы хотела, чтобы вы посмотрели и сказали, нельзя ли… нет ли возможности… я не знаю, в общем нельзя ли что-нибудь сделать…

Она замолчала. Она говорила быстро, словно боясь, что не успеет все сказать. И вдруг почувствовала, что не представляет себе ясно, о чем хотела просить. И снова внутри у нее что-то сжалось, все вокруг заволокло туманом, даже лицо директора, склонившегося над рисунками. Когда он заговорил, матери показалось, что голос его доходит до нее откуда-то издалека, словно приглушенный завесой серого дыма, разделявшей их. А ведь она пришла посоветоваться с ним, ей нельзя пропустить ни одного слова. И она слушала, затаив дыхание, боясь пошевелиться, отодвинувшись от спинки стула, слегка наклонившись вперед и положив руки на колени.

Грюа улыбался, рассматривая рисунки Жюльена.

— Понимаете, когда я вижу такие вот рисунки, я просто диву даюсь. Сам я не способен ничего нарисовать. Если попробую нарисовать лошадь, она выйдет похожей на картофелину, а если вздумаю изобразить картофелину, получится все, что угодно, только не картофелина.

Когда он смеялся, его густые усы вздрагивали и приподымались, открывая зубы, пожелтевшие от табака. Мать также засмеялась.

— А как же вы учите их рисованию?

— Что вы, я не учу! Где мне! Скорее они меня научат. Нет, я просто ставлю на стол вазу или кофейную мельницу и говорю, чтобы они срисовывали. Думаю, что рисованию научить нельзя. Вот возьмем хотя бы вашего Жюльена, насколько я помню, он всегда шел первым по рисованию, а я отлично знаю, что никто, ни в школе, ни дома, не учил его рисованию.

Мать не знала, что сказать. Директор поглядел на нее.

— Он вам никогда не говорил, как я ставлю отметки за рисование? — спросил он.

— Что-то не помню.

— Так вот, понимаете — у нас демократия. Я показываю рисунки, и мы их обсуждаем всем классом. Отметку определяют ученики. Я считаю, что это гораздо справедливее, и так по крайней мере моя совесть чиста.

Он все еще с улыбкой восхищения рассматривал рисунки Жюльена.

— Конечно, если бы Жюльен не бросил учиться, — сказал наконец директор, — он мог бы поступить в школу живописи, но, с другой стороны, знаете, виды на будущее там не очень-то блестящие. Нет, я не против физического труда. И думаю, если у молодого человека есть в руках ремесло и он любит свое дело, то это нисколько не хуже, чем свободная профессия.

Мать почувствовала, что язык у нее прилипает к гортани и она не может сказать то, что хотела. Директор все еще любовался рисунками, складывая один на другой. Она подождала, пока он кончил их рассматривать.

— Я не знаю, но мне кажется, он не очень любит свою специальность, — прошептала она.

Директор почесал в затылке, погладил усы и наконец заметил:

— Во всяком случае ему вряд ли понадобилось бы два года, чтобы понять это… Почему вы так думаете? Он говорил вам?

Мать пожала плечами, подняла было руки и опять уронила их на колени.

— Иногда незачем говорить… Мать, знаете, часто догадывается, ей объяснять не нужно.

— Понимаю, понимаю, но, знаете, иногда кажется, что догадываешься, а выходит, что ошибся.

Она покачала головой и выдавила улыбку, говорившую: «Я не ошиблась. Я Жюльена знаю. Может, я лучше, чем он, понимаю, что у него на душе».

Они помолчали; со двора доносились крики школьников и голос молодого учителя, хлопавшего в ладоши.

— Пора на уроки, — сказал господин Грюа.

Мать встала.

— У нас есть еще минутка времени, — сказал он. — В этом классе занятия не ведутся…

— Я не хочу вам надоедать.

— Вы мне не надоедаете, я вам уже сказал. Напротив, я с удовольствием слушаю, когда вы рассказываете о Жюльене. Но только, что я могу вам сказать? Вы ставите меня в затруднительное положение. Ученик он был не плохой, это верно, но и исключительно одаренным его не назовешь. Не во всем он был силен.

— Я знаю, хотя бы в арифметике.

— А это очень важный предмет.

Казалось, он раздумывает, потом он вдруг спросил:

— Жюльен мог бы в один из ближайших дней зайти поговорить со мной?

— Конечно, конечно, он придет.

Она все еще стояла. Грюа оперся обеими руками о пюпитр, чтобы вытащить свое тело, втиснутое в слишком тесное пространство, и тоже встал. Он подошел к матери, и тогда она показала ему на тетрадь, которую он так и не раскрыл.

— Эту тетрадь я тоже вам принесла.