Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Проснувшись, Джек раздвинул шторки и увидел, что самолет снижается неподалеку от Рима. Отвернувшись от окна, он заметил, что маленькая старушка разглядывает его, сморщив лоб. У нее такой вид, подумал Джек, застегивая ремень, будто я во сне произносил непристойности.

Взлетно-посадочные полосы, умытые дождем, пролившимся из туч, которые приплыли со стороны албанских гор, блестели в надвигающихся сумерках; клочья облаков, подсвеченные последними лучами заходящего малинового солнца, мчались по небу. Самолет лег на правое крыло, и Джек увидел, как опустились закрылки; он вспомнил свинцовую мглу, висевшую над Парижем, и порадовался тому, что в Риме совсем иная погода. Италия способна поднять настроение и как бы заново открыть человеку ценность ярких красок, дождя, причудливых облаков, каким бы видом транспорта ни прибывал он в эту страну, подумал Джек.

Бросив последний пристальный взгляд в сторону Джека, миссис Уиллоуби направилась в ресторан, чтобы там вместе с другими транзитными пассажирами дождаться, когда самолет заправят топливом. Джек, проходя мимо старушки, вежливо коснулся рукой шляпы; он услышал, как она радостно произнесла: «Джеймс Роял». Она сказала это сирийцу, шагавшему рядом с ней. Мужчина, понимавший арабскую и французскую речь, знал лишь два английских слова. «Очень хорошо», – сказал он, изо всех сил стараясь продемонстрировать свое дружелюбие.

– Я думала, он умер, – добавила миссис Уиллоуби, шагая в направлении ресторана. – Кто-то мне говорил, что он умер.

Чиновник в мешковатом костюме пометил мелом чемоданы мистера Эндруса. Таможенный досмотр подходил к концу, и тут Джек увидел Делани, который стоял за стеклянной дверью зала ожидания. На нем была твидовая кепка завсегдатая ирландских бегов и пальто из такого же материала. Его загорелое лицо с близорукими глазами светилось сквозь стекло счастливой, приветливой улыбкой. Он не производил впечатления человека, угодившего в беду. Джек испытал громадное облегчение, не обнаружив во внешности Делани изменений, которые могли произойти за годы их разлуки, и понял, как сильно он боялся увидеть друга постаревшим.

Когда Джек прошел через дверь, Делани крепко стиснул его руку и, сияя, произнес густым, хриплым голосом:

– Я сказал им: черт с вами, ступайте сегодня домой, я не могу допустить, чтобы его встречал шофер.

Он схватил тонкий кейс, который нес Джек.

– Позволь мне понести его, – сказал он. – Если, конечно, он не набит секретными бумагами, которые ты не можешь выпустить из рук без риска быть казненным.

Джек улыбнулся, шагая возле крепкого, пышущего энергией невысокого человека в сторону автостоянки.

– Да, там лежит стратегическая карта Северной Европы, – сказал он. – Но дома у меня есть еще шесть копий.

Когда шофер и носильщик укладывали вещи Джека в багажник машины, Делани отступил на шаг и задумчиво поглядел на друга.

– Ты уже не похож на мальчика, Джек, – произнес он.

– Я и не выглядел как мальчик, когда ты видел меня в последний раз, – отозвался Джек, вспомнив свой прощальный визит к Делани.

– Нет, выглядел, – возразил Делани, качая головой. – Хоть это и казалось противоестественным. Травмированным мальчиком. Вот уж не думал дожить до твоих седых волос и морщин.

– Господи, только не говори, какое впечатление произвел на тебя я. Я обливаюсь слезами, глядя на себя в зеркало во время бритья. Ессо! [3]– сказал он носильщику, сунув ему в руку сотню лир. – Едем.

Они направились в Рим на зеленом дребезжащем «фиате». За рулем сидел смуглый молодой человек с блестящими, тщательно причесанными волосами и печальными темными глазами, под которыми синели круги. Он маневрировал, как заправский гонщик, среди грузовиков и мотоциклов, нетерпеливо расчищая себе путь дальним светом, когда кто-то мешал ему мчаться по узкой неровной дороге, шедшей мимо ипподрома и киностудий, построенных Муссолини, который хотел бросить вызов Голливуду.

Автомобиль с шофером в твоем распоряжении, – сказал Делани. – Я настоял на этом.

– Спасибо, – отозвался Джек. – Но если это сопряжено со сложностями, я могу ходить пешком. Люблю ходить пешком по Риму.

– Ерунда.

Делани сделал царственный жест. У него были на удивление маленькие, нежные руки ребенка-пианиста, не соответствовавшие его мощному, крепко сбитому телу.

– Эти люди должны чувствовать, что ты – важная персона. Иначе они не оценят твою работу. Держись с ними надменно, и они принесут тебе пять тысяч с елейной улыбкой на лицах.