Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Он был бодр и зверски голоден. Джек предвкушал удовольствие от обеда и трех мартини, которые ему предстояло выпить за Делани. Боль, вызванная смертью Деспьера, не притупилась, но она отошла в глубь души благодаря приливу оптимизма и возбуждению, связанными с предстоящим началом новой жизни. Риск, которому он подвергал себя, теряя должность в солидной организации и право на пенсию, опасность того, что все три картины не удадутся и на пороге пятидесятилетия он останется без работы, – все это усиливало ощущение вернувшейся молодости. Готовность с легкостью идти на риск, презрение к опасности были компонентами молодости. Возможно, лучшими компонентами.

Риму не составляло труда казаться лучшим в мире городом для проживания, и сейчас Джек не сомневался в том, что это правда. Он решил как можно скорее привезти сюда Элен, чтобы она начала подыскивать жилище для семьи. Дом в Кампанье, недалеко от Рима, решил он, с садом. Оливы, виноградник (заманчивая библейская мечта северян), голоса детей, говорящих по-итальянски с садовником и прислугой, близость пляжей, существенная в жаркую пору. Было бы неплохо снова разбогатеть после долгих относительно бедных лет, не думать о том, могут или нет они позволить себе новый автомобиль, новую одежду, отдых… Свободный характер новой работы, возможность быть хозяином самому себе, говорить с кем угодно на равных – все это казалось радужной перспективой после многолетней придавленности бюрократической пирамидой, после длительной боязни произнести какое-то слово, способное повысить военный потенциал русских или вызвать гнев начальства. Человек, работающий в аппарате НАТО, зачастую окружен скучными, заурядными людьми, которых среди политиков, чиновников и генералов гораздо больше, чем в кинематографической среде, где человек в большей степени принадлежит себе.

Джек сидел на переднем сиденье возле Гвидо, любуясь Римом, его еще оживленными улицами, и даже льющийся из автомобильного динамика голос певицы, исполнявшей «Volare, cantare», не мог ухудшить ему настроение. Он даже не попросил Гвидо выключить приемник.

Когда «фиат» подъехал к гостинице, Джек сказал Гвидо, что он примет душ, переоденется и через четверть часа спустится вниз. Он зашагал по вестибюлю, напевая себе под нос; ждавшие Джека душ и переодевание казались ему частью ритуала обновления и очищения перед новым жизненным этапом.

Подойдя к стойке портье, он замер.

Возле нее стояла Вероника.

Голова девушки была наклонена, Вероника писала что-то на листке бумаги и не заметила приблизившегося к ней Джека.

Джек едва узнал ее, так она изменилась. На ней была шуба из бобра, явно новая; шляпа скрывала зачесанные наверх волосы. Она казалась более взрослой и ухоженной, чем та девушка, с которой познакомил Джека Деспьер; Джек замер возле Вероники, не отрывавшей взгляда от листка бумаги.

– Шестьсот пятьдесят четвертый, пожалуйста, – произнес он. Услышав его голос, Вероника перестала писать. Она смяла записку и бросила ее в пепельницу. Только после этого она повернулась к Джеку.

– Я писала тебе, – сказала она. – Теперь в этом нет нужды, верно?

– Да, – согласился Джек. Он взял ключ у портье.

– Поднимешься со мной?

– Нет, – сказала Вероника. – Не с тобой.

Она говорила торопливым шепотом, не глядя на Джека. Я поднимусь на другом лифте. Через пару минут.

– Что здесь происходит? – спросил Джек. – Ты не обязана со мной говорить, если не хочешь.

– Меня не должны видеть с тобой, – сказала она. – Я вышла замуж. Приходится быть осторожной. Сейчас я выйду из гостиницы и обогну здание.

– О, Господи, – сказал Джек. – Ты помнишь мой номер?

– Помню, помню, – отозвалась Вероника.

Она стремительно направилась к двери. Джек бросил взгляд ей вслед. Замужество не изменило ее походки.

Постучав в дверь, Вероника перешагнула порог номера; с улыбкой на лице, уверенно, как хозяйка, она прошла в комнату. Остановившись в центре гостиной, она огляделась по сторонам.

– Здесь все по-старому, да? – сказала девушка. – Ты рад меня видеть?

– Не знаю, – ответил Джек. – Я еще не разобрался в своих чувствах. Сейчас я просто растерялся. Ты не хочешь снять шубу?

– Мне очень жаль, но я не могу этого сделать, – притворно-вежливым тоном произнесла Вероника. – Я располагаю только одной минутой. Мне надо встретиться с мужем в «Хасслере». У него деловое свидание, поэтому я смогла заглянуть сюда. Ты не должен испытывать растерянность.