Бернар Клавель - Малатаверн

– Вот и правильно! Лучше всегда быть начеку…

– Мне показалось, что первым у Бувье поднял тревогу не пес: до того, как он залаял, заквохтали цесарки. Они ведь обычно спят на улице прямо на крыше или под дровяным навесом. Иногда это оказывается кстати.

Робер ничего не ответил. Ровное дыхание вернулось к Нему не сразу.

– Да ты совсем запыхался, – заметила Жильберта. -Носишься как сумасшедший.

– Я боялся, что ты уйдешь.

– Еще минута, и ты бы меня не застал. Когда собаки успокоились, я подошла – подождала и уже хотела уходить, но вдруг услыхала, что по старой дороге кто-то бежит. Я и решила, что это ты.

– Значит, ты слышала, как я бежал?

– Конечно. Что в этом странного? Ночью всегда хорошо слышно. Помолчав, она взяла его за руку и вполголоса проговорила:

– Слушай хорошенько… Слышно даже, как шумит ручей, а ведь он совсем почти пересох, да и далеко до него.

Некоторое время они прислушивались, Застыв в неподвижности и повернувшись в сторону долины, откуда доносились ночные шорохи.

– Почему же ты пошел низом? Это ненамного ближе, а идти ночью через пустошь – не подарок. Лучше уж по дороге!

Она помолчала, но, так и не дождавшись ответа, прибавила.

– Ведь ты всегда ходишь по дороге. Почему же сегодня пошел здесь?

– Хотел попробовать, чтобы убедиться… И потом, я опаздывал и надеялся выиграть время.

Они стояли лицом к лицу. Жильберта выпустила руку Робера. Они не двигались, стараясь разглядеть друг друга в темноте.

– Ну что? – спросил Робер. – Может, посидим немного?

– Нет, уже поздно. Родители, верно, уже подоили, мне нужно успеть до того, как они вернутся в кухню. Отец недавно выходил успокоить собак, он видел, что я стою, и велел мне идти домой.

Робер шагнул вперед. Жильберта была чуть выше его ростом, Робер обнял ее, притянул к себе и хотел поцеловать. Девушка отвернулась и только попросила:

– Приходи завтра пораньше!

– Постараюсь… Правда, хозяин всегда что-нибудь придумает, чтобы меня задержать.

– А что вы сейчас делаете?

– Сегодня работали в Сент-Люс. Подвели воду к новому дому на главной улице. А завтра, между прочим, собираемся в эти края: есть работа на вилле Комб-Калу.

– А какая работа?

– Да разная… Нужно вырыть колодец, поставить резервуар, а потом всю сантехнику. Завтра для начала будем чистить водосборник.

Жильберта помолчала, но, видя, что Робер ничего не говорит, переспросила, не спеша выговаривая слова:

– Чистить водосборник, говоришь?

– Ну да, хозяин велел нынче вечером приготовить инструмент. Девушка рассмеялась.

– Ничего себе! – воскликнула она. – Чистить водосборник! И часто вам приходится этим заниматься?

– Да нет, завтра – в первый раз.

– Ничего себе! – повторила она. – Что же за хозяева в этом доме? Виданое ли дело: нанимать рабочих, чтобы почистить канаву?!

– Они приехали из Лиона. Знаешь, похоже, они и помыслить не могут, как это взять и залезть в тину.

– Стало быть, чистоплюи и бездельники! Оба замолчали. Робер обнимал Жильберту за плечи и за талию. Через легкую ткань ее платья он ощущал ее тело. Он потянулся и поцеловал ее. Жильберта отпрянула.

– Ты весь мокрый… – заметила она, – вытрись, а то простудишься.

Робер вытащил из кармана носовой платок и вытер лицо. Жильберта чмокнула его в щеку и сейчас же отстранилась, но, прежде чем уйти, еще раз спросила:

– Значит, придешь завтра пораньше?

– Пойдем гулять на луг?

– Да, только приходи раньше… Иди сразу туда. Я буду там. – Если бы не хозяин, я пришел бы прямо после работы. Ведь Комб-Калу рядом.. Только хозяин наверняка спросит, почему я не иду вместе со всеми на ужин.

– А ты поешь!

– Ну да… А потом – снова возвращаться… – Робер придвинулся к девушке, но та кинулась прочь. Юноша уронил руки и застыл, а Жильберта уже взбегала по тропинке, и легкие камешки летели у нее из-под ног.

Когда за ней затворились большие деревянные ворота, Робер еще минутку постоял, поглядел на освещенную крону липы и бросился бегом по дороге.

Небо постепенно светлело, и земля кое-где казалась молочно-белой. Асфальт чернел по-прежнему, а вот кустарник уже не казался мрачным. Слева раскинулась лощина, Робер не видел ее, но, карабкаясь по луговине, чувствовал, как снизу тянет прохладой. Справа голые склоны, круто взбегающие к темным вершинам холмов, чередовались с рощами и нависающими над дорогой скалами. Робер мчался со всех ног, только ветер свистел в ушах, но стоило ему остановиться, как он снова слышал несмолкаемый рокот порогов.