Бернар Клавель - Малатаверн

– А! Ну надо же!

– Но хуже всего другое!

Робер по-прежнему не осмеливался поднять глаза на подружку, а та продолжала:

– Когда они там шуровали, то оставили, ворота открытыми. И вот одна телка ушла, а папаша Бувье это и в голову не пришло. Он не глядя затворил ворота. А хватился только утром, когда пошел доить коров… Пошли ее искать. И нашли выше по горе… Дохлую… Раздувшуюся… После люцерны!

Она говорила, а в голосе у нее звенел гнев. Робер обернулся. Девушка раскраснелась, ее глаза горели яростью.

– Ты представляешь! – продолжала она. – Телка издохла! Да они и знать не знают, сколько она стоит! Сегодня на рынке все только об этом и говорили. Папаша Бувье заявил в полицию. Тех, кто это учинил, наверняка найдут. Ох, не поздоровится этим гадам!

Робер не мог вымолвить ни слова. Он старательно рассматривал траву. Наконец сорвал травинку и стал жевать ее, потом все же выговорил:

– А может, они не местные?

– А вот жандармы считают, что как раз местные. Полицейские подозревают парней из Сент-Люс.

– А кого именно?

– Ну, я не знаю. Сам понимаешь, они не скажут. Она помолчала с минуту, потом прибавила дрогнувшим голосом:

– Во всяком случае, все мужчины с окрестных ферм решили организовать собственную охрану, раз жандармам не до этого. Отец говорит, что сегодня ночью все ружья в округе будут заряжены крупной дробью.

Робер молча жевал травинку. Жильберта смолкла, потом, успокоившись, спросила:

– Что это с тобой? До чего ты бледный! Тебе плохо? Робер почувствовал, как краска бросилась ему в лицо.

Он вскочил, обернулся в сторону виллы Комб-Калу и забормотал:

– Да нет, что ты, все в порядке… Только боюсь, как бы хозяин меня не хватился. Мне пора.

Он спрыгнул на дорогу, перебежал на раскинувшийся вдоль дороги луг и помчался со всех ног.

– Ты…

Слов, что прокричала ему вслед Жильберта, он не расслышал. Когда он обернулся, чтобы помахать ей рукой, девушка крикнула:

– До вечера!

Робер снова махнул рукой и бросился бежать.

После обеда Робер с хозяином начали копать траншею, которая должна была соединить дом с колодцем позади сада. Земля здесь была твердой, не раз они натыкались на скальные выходы, которые приходилось вынимать толстыми пластами при помощи кайла и кирки. Порой налетали мощные порывы ветра, и когда они сваливали землю на луг, в глаза им летела пыль. Хозяин чертыхался, а Робер лишь молча тер глаза.

Часа в три новый владелец виллы принес им литровую бутыль вина. Хозяин пробкой выскочил из траншеи.

– Ну, малыш, – воскликнул он, – бросай лопату, давай выпьем по стаканчику.

Робер вылез вслед за хозяином. Лионец, купивший виллу, чтобы проводить лето в здешних краях, оказался высоким сухопарым человеком, лет пятидесяти на вид. Окинув Робера взглядом, он проговорил, обращаясь к хозяину:

– Отличный у вас помощник! Я наблюдал за вами из окна: похоже, он вкладывает в работе всю душу. Хозяин улыбнулся.

– Славный парнишка, – отозвался он. – Мне грех жаловаться, только вот иногда витает где-то в облаках. Например, сегодня. Не знаю, может, все дело в южном ветре, но, клянусь, он решил испытать мое терпение!

Лионец рассмеялся.

– Говорят, южный ветер плохо действует на сумасшедших, а ваш парень, по-моему, в полном порядке.

Хозяин и Робер тоже рассмеялись. Лионец предложил им по сигарете. Хозяин высыпал из сигареты табак и свернул цигарку из собственной бумаги, извиняясь при этом:

– Я предпочитаю свою бумагу, а то сигарета сгорает сама собой.

– Да, особенно на таком ветру, – подтвердил заказчик.

Ветер задувал с такой силой, что хозяину пришлось за лезть в траншею, чтобы прикурить. Потом он дал прикурить от своей сигареты лионцу и Роберу.

Они выпили еще по стаканчику, поговорили о канализации, затем лионец ушел, оставив им бутылку.

Пока мужчины разговаривали, Робер наблюдал за Малатаверном. Весь Черный лес ходил ходуном. Даже сюда долетал глухой стон раскачивавшихся деревьев. В долине, вокруг фермы и развалин, одиночные деревья сотрясались, словно в приступе безумия.

Робер продолжал смотреть, но мало что видел, не понимая, идет ли гул из долины или гудит у него внутри.

Временами ему казалось, что время остановилось, день никогда не кончится и ему придется всю жизнь орудовать киркой и лопатой на этой лужайке, а ветер будет по-прежнему задувать ему в лицо, засыпая глаза пылью. Но уже через минуту ему мерещилось, что время летит с неимоверной скоростью, что ночь застанет его в этой траншее, и ему прямо теперь придется отсюда вылезать, а здесь так хорошо и покойно. Тогда он ощутил неимоверный прилив сил, и он еще упорнее врезался киркой в скалу; так что только искры летели.