В предсмертном бреду Шевалье твердил, что хочет сесть на корабль и уплыть в Абиссинию, один, словно тогда Абеляр перестал бы для него существовать. Он мечтал разбогатеть и убрать золотом его дом. Абеляр его даже не слушал. С какими оговорками отзывался он о заботах, которые я расточала его другу перед смертью.
«Радея в этом деле, вы утоляете вашу жажду самопожертвования, но для бедняги Шевалье уже слишком поздно».
Смерть друга не заставила Абеляра ни высказать свое горе, ни даже испытать его. Он позабыл обо всем на свете, кроме тебя.
«Позвольте мне сказать вам, что напрасно вы держите вашу дочь в стороне от жизни. Отпустите ее, пусть увидит мир, пусть живет свободно!»
Какую узость ума выказывал Абеляр, толкая тебя к сонму университетских деятелей из-за границы — можно подумать, эти сухие пни могли напитать тебя жизненной силой. В нашем доме и только в нем достигла ты совершенного равновесия. Умеряемый свежим воздухом жар горнила создавал гармонию твоей жизни — так земля нейтрализует влажность воды.
Мне приснился умирающий Шевалье; в венце, сжимавшем его виски, он улыбался внутри прозрачной сферы. Внезапно душа его воспарила, обернувшись ангелом, к звезде, сиявшей на небосводе подле дерева, усыпанного плодами.
CVI
Незадолго до смерти у пронзаемого болью Шевалье случился проблеск сознания.
«Я умру, так и не увидев, как ты поцелуешь свою дочь. А ведь уже шестнадцать лет, как я с вами!»
Я настолько любила тебя, что отвергала ужимки и глупое кривлянье. Эти телячьи нежности помешали бы мне восхищаться тобою. Я всегда была необыкновенно счастлива с тобой! Мы были так полны благости!
Когда я видела тебя, работающую у горнила, такую разумную, преодолевающую, как реки вброд, все препятствия, я чувствовала себя наверху блаженства. Когда я наблюдала за тобой, идущей извилистым путем, словно ты искала место для засады в иероглифе долгой жизни, как велика была моя гордость! Когда я смотрела на тебя, подготавливающую вещество в центре лабиринта, озаренного светом знания, не было никого счастливее меня на земле!
Под пагубным влиянием Абеляра ты круто свернула с пути, по которому шла с такой осмотрительностью, уверенностью и настойчивостью. Ты заблудилась в лабиринте, и у тебя не было нити Ариадны, которая позволила бы тебе осуществить синтетическую унификацию.
Мне приснилось, что ты рисуешь на прибрежном песке Соломонов лабиринт; у него было три входа и ни одного выхода. Невысоко над тобой, зацепившись за облако, покачивалась морская звезда. Выше, в небе, на четырех перевернутых делянках всходили небесные хлеба. Колосья из золота и семена из серы сверкали, налитые ртутью.
В эти дни, когда ты так жестоко сокрушала меня, я не могла забыть все то, что ты дала мне в прошлом. Самая непроницаемая тайна окружала лавой хаоса, сбоями и разладом страшное развоплощение, происходившее с тобой.
Я сказала тебе, что ты в опасности. Ты посмотрела на меня как на сумасшедшую и рассмеялась. Никогда раньше ты не делала ничего подобного.
CVII
Когда я узнала, что Бенжамен приехал в наш город, словно гвоздь вонзился в меня, такой острый, и я ощутила тревогу, сулившую так много волнений! Он остановился в отеле «Ритц», и Абеляр немедленно отправился к нему с тобой. Я так никогда и не узнала, что вы сказали друг другу в эту первую встречу и заходила ли речь обо мне. Абеляр рассказал мне только, что вместе с Бенжаменом приехал один молодой биолог благородных кровей, влюбленный в тебя. Он шутил на тему, не допускающую легкомысленного отношения.
«Надо нам выдать вашу дочь замуж».
Это его предложение, до жути несуразное, — как далеко оно отстояло от замысла! Твоя сила от подобных речей могла понести невосполнимую потерю. Лишь воля твоя и знание остались бы в целости, удержавшись за твой разум. Ты развивалась, двигаясь вперед, и благодаря этому проявляла благость и безошибочность в работе. Бенжамен и Абеляр, точно кони Аттилы, стремились вытоптать нашу землю.
Твою судьбу, неповторимую, они не могли оклеить банальными ярлыками. Абеляр, однако, самоуверенно полагал, что ему лучше знать.
«Ваша дочь уже не дитя, она взрослая женщина, и какая женщина! По сравнению со своими ровесницами она выше их на голову во всем. Естественно, что она чувствует тягу к противоположному полу».
Мне всегда был ненавистен порок. Сколько великих умов безнадежно пали, внезапно повстречав его. Ты не могла заразиться скверной и свернуть со своего пути, который лишился бы тогда всякого смысла. Абеляр говорил о влюбленности, не провидя ее гнусных и пагубных последствий.
Читать дальше