Дэвид Галеф - Плоть

Стыдно признаться, но я в этот момент ощутил легкое возбуждение. Макс умел говорить таким обволакивающим тоном — медленно и чувственно. При обучении ведению новостных программ это называют помещением в картинку, но способ Макса был куда более соблазняющим. Это я неподвижно лежал на больничной койке, и ко мне приближалось обнаженное пространство между раздвинутыми ногами, готовое меня оседлать.

— Он абсолютно повязан, — шептал Макс. — Ребенок может легко взять над ним верх — шестилетняя пампушка может сесть на него своей жирной попкой и лепить куличики у него на груди.

Я всем сердцем жаждал, чтобы кто-нибудь подошел к нам, и такой человек нашелся. Как раз в тот момент, когда Макс сладострастно описывал ощущение гладкой девичьей плоти, устроившейся на его груди, мимо прошел Стенли. Вид у него был отсутствующий; видимо, он сейчас мысленно находился в клетке с крысами. Я совершенно непроизвольно помахал ему.

Он краем глаза уловил мой призывный взмах и повернулся к нам, чтобы поздороваться. Думаю, он тоже не спешил туда, куда, как ему казалось, должен был идти. Макс заканчивал свое описание, и Стенли, так сказать, поймал его за хвост.

Стенли согласно кивнул:

— Обсуждаете агрессивное поведение женщины, да? В определенных условиях оно проявляется и у крыс.

— Мне нравятся богомолы, — тихо и мечтательно произнес Макс. — Их самки после копуляции съедают партнера.

— Богомолы не одиноки. Иногда то же самое делают скорпионы. — Стенли оказался в своей стихии. — Но это не доминирующее поведение — в нем не участвует мышление. Это всего лишь биологический рефлекс.

— Откуда вы знаете? — спросил я только затем, чтобы вступить в разговор.

— Ну, по числу синапсов, вовлеченных в действие. Это число слишком мало.

— А как насчет крыс? — Макс говорил жестко и серьезно.

— У них достаточно нейронов. Вообще, самки более покладисты, но когда им приходится защищать детенышей… Мне приходилось видеть очень злобное поведение.

Макс подался вперед.

— Так что делает женщину садисткой?

— Нейронные разряды, происходящие не в той последовательности. — Стенли неопределенно улыбнулся. — Я не знаю, они же не дают сажать себя в клетку.

От входа внезапно потянуло холодом. Крепкий футболист галантно держал дверь, впуская в холл двух белокурых особей в куртках с надписью «Гамма-Дельта». Они ответили ему сексуальными улыбками. Дверь с грохотом захлопнулась, когда к ней подошла полная девица, моя прошлогодняя студентка из группы введения в литературу. Она пожала плечами и, надавив всем телом, открыла дверь сама. Отчего на ее лунообразном лице отразилась злоба и недовольство? В нашем мире неважно относятся к хромым, увечным и жирным. Девушка выглядела как Холли, раздавшаяся в стороны. Внезапно я пожалел, что не подошел к двери и не открыл ее перед толстухой. Макс, я это отчетливо видел, уловил направление моего взгляда.

Стенли тем временем продолжал говорить, объясняя, что бы он сделал, если бы получил достаточно большой грант от Национального научного фонда. Сумм, какие он называл, хватило бы десяти ученым — гуманитариям на десять лет, но, правда, мы не имеем дело с крысами. Внезапно до меня дошло, что я уже давно должен быть в библиотеке; не знаю, что это было: какой-то внутренний толчок или академический рефлекс, — я махнул рукой, попрощался и двинулся к выходу.

Холодный ветер ударил мне в лицо и закрутил опавшие листья под ногами. Впереди меня шла та самая студентка — ее широкие ляжки нисколько не мешали ей идти против ветра. На ней была тяжелая куртка, но не она грела ее тело, а его могучий объем. Думаю, что ее не свалил бы с ног даже смерч. Хорошо бы устроиться у нее за спиной, но я сдержался и сохранял дистанцию в пятьдесят футов до тех пор, пока наши пути не разошлись. До меня вдруг дошло, что я не помню ее имени. Это почему-то показалось мне милостью, позволившей выбросить толстуху из головы.

Проходя мимо лицейского круга, я увидел знакомую мне университетскую женщину-полицейского. Она ездила по кампусу в поисках нарушителей, но машин сейчас было очень мало. Мы обменялись короткими, но дружескими кивками: однажды она простила мне какое-то прегрешение и не выписала штраф. Она остановила машину и неловко выбралась на тротуар. Я заметил, что она до сих пор прихрамывает — после инцидента, произошедшего два года назад, когда ее бывший муж погнался за ней по роще с пистолетом 22-го калибра. Он успел прострелить ей бедро, прежде чем кто-то вызвал настоящих копов. Из газет я потом узнал, что она даже не подала иск — из страха, тем более что у нее был ребенок. Тонкая курточка полицейского «Оле Мисс» не защищала ни от холода, ни от прочих неприятностей. Сырость и холод пронизывали сейчас все и всех.