Дэвид Галеф - Плоть

Я перечитывал записки Макса несколько раз и наконец положил их в ящик своего стола. Литература овладела мною; она воздействует на меня так, как никогда не сможет воздействовать реальная жизнь. У меня было такое впечатление, что я впитал эти записки в себя, в свое сознание, в свое тело. Я не стал показывать их Сьюзен. Она говорила, что я стал еще более отчужденным после смерти Макса. Мы поговорили о нашем браке и наконец решили расстаться. Она уехала в Мейкон и увезла с собой половину моей жизни. Мне было чертовски больно, но признаюсь, что одновременно я испытал большое облегчение, как бывает после ампутации, необходимой для спасения жизни. Это сравнение я встретил в одной из заметок Макса.

Сначала масса свободного времени подействовала на меня оглушающе, а поскольку я не склонен к пьянству, то не мог убивать время за бутылкой. В то время я много раз перечитывал записки и каждый раз находил в них что-то новое. В моей жизни начали происходить перемены. Я купил подержанный велосипед с десятью скоростями и начал на нем кататься. Кстати, Сьюзен забрала машину. В первый же месяц я сбросил пятнадцать фунтов. Я до сих пор езжу на велосипеде, ускоряя темп и испытывая себя на прочность. На днях миссис Пост сказала: «Вы выглядите как совершенно новый доктор Шапиро». Это было приятно, но далеко не так приятно, когда три девушки из женского Студенческого союза въехали мне в зад на своей «тойоте» и сделали непристойное предложение. Знаете ли вы, сколько зрелых женщин бродит по здешним окрестностям? Они просто ждут, когда кто-нибудь накинет на них узду. На следующий день я увеличил расстояние. Мои ноги стали сильнее. Если они начинают болеть, я езжу еще больше, еще быстрее.

Я не могу в подробностях представить судьбу других персонажей моего рассказа, скажу только, что они живут как жили: толкают они, толкают их. Стенли экспериментально исследует связь между половым поведением и ожирением у грызунов. Тем временем освобожденные из его лаборатории крысы до сих пор шныряют по кампусу. Выглядят они активными и весьма упитанными, способными великолепно о себе позаботиться. Как писала в одной статье «Дейли Миссисипиэн», некоторые из этих крыс стали гостями на недавнем вечере в женском Студенческом союзе. Главный редактор опубликовал письмо, в котором призвал истребить крыс, но я не думаю, что это произойдет. Крысы всегда были и всегда будут.

Джина продолжает расследовать обстоятельства самоубийства Фолкнера. Когда она, наконец, снова добралась до миссис Гар, старуха отказалась от всего, что наговорила при первой встрече, и Джина оказалась на исходных позициях. Недавно она съездила в Виксберг к человеку, отец которого был в одном санатории с Фолкнером. Я не говорил с ней об этом деле. Я больше не верю, что самоубийство — категория, поддающаяся определению.

Фред Пиггот снова тренируется в одиночестве. Я видел его несколько раз. В первый момент я принял его за Макса. Думаю, что теперь он может получить нового партнера для поездок. Со дня на день я собираюсь ему позвонить.

Натаниэль отбывает двухлетний срок в Парчмене. Джон Финли снова женился, мнения окружающих насчет того, как долго продлится этот брак, разделились. Джейн Форстер надеется, Франклин ожидает. По странному совпадению Элизабет Харт выбыла на целый семестр и поехала в гости к тете в Виксберг. Она пробудет там до тех пор, пока не разрешится от своего преходящего недомогания. Жизнь цветет вечно, как мог бы сказать Вернон Ноулз. Он живет теперь в доме инвалидов в Хэттисберге, где каждый предыдущий день похож на следующий. Однажды в выходной день Грег и Дальримпль навестили старика, но эра воскресных вечеров навсегда канула в прошлое. Недавно Сьюзен прислала мне письмо, в котором сообщила, что начала ходить в церковь.

Свою веру, как бы мала она ни была, я исповедую индивидуально. Я продолжаю преподавать, по-прежнему несу бремя обыденного повседневного существования. Но теперь жизнь моя стала осмысленной и целенаправленной. У меня есть планы, я стал вести дневник. В эту пятницу я автобусом уеду в Мемфис, откуда не собираюсь возвращаться раньше воскресенья. Я обрел уверенность в себе. Тем не менее меня продолжают преследовать тревожные сны. На днях я отыскал фотографию Макса и Максины, которые, тесно прижавшись друг к другу, почти слившись, одновременно проходят в дверь. Я всматриваюсь в его глаза: кто он — обладатель или одержимый? Или и то и другое вместе? И что случается, когда мужчина встречает женщину, которая является одновременно неподвижным предметом и непреодолимой силой? Единственное, что я могу сказать со всей определенностью, — это то, что Макс сам сделал свой выбор. Я надеюсь, что мне хватит мужества сделать мой.