Дэвид Галеф - Плоть

Натаниэль, правда, и сам не думал ни защищаться, ни оправдываться. Он сознался в том, что ограбил дом Споффордов и квартиру Грега. Осталось невыясненным, куда он дел краденое. «Это было перераспределение богатства». Вот все, что он сказал на следствии. Элейн не стала выдвигать против него никаких обвинений. Она даже немного всплакнула, чего, как сказала Сьюзен, мне никогда не понять. Приговор был вынесен без проволочек. В тот день, когда мы собрались в «Полька-Дот», Элейн попрощалась с Натаниэлем, которого отвезли в Парчмен, в одну из тюрем штата, где заключенных до сих пор сковывали одной цепью.

Естественно, отсутствовал и Макс, но никому не пришло в голову упрекать его за это. Конечно, не Эрик сломал ему руку, но все же, пусть даже и косвенно, именно он был виноват в случившемся. К несчастью, Эрик совершал множество поступков, казавшихся нам правильными, но как же часто он ставил нас перед необходимостью защищать его, в то время как каждый из нас с удовольствием дал бы ему за это хорошего пинка. Даже сейчас мы считали себя обязанными выразить, пусть даже символический, протест. Обсуждались разные варианты — от петиций до маршей, но в конце концов сошлись на том, что надо распространить декоративные пуговицы с протестующей надписью.

— Как насчет «Вот наше мнение: Таннер, отмени решение!», — предложил Даг Робертсон, который, кстати, стал недавно ассистентом кафедры. Чтобы окончательно войти в роль, он отпустил жидкую бороденку и, наверное, каждый вечер изо всех сил дергал ее, чтобы она лучше росла.

Мэри Кэй энергично тряхнула сережками.

— Это слишком по-британски, а это нужно Эрику меньше всего. Надо придумать что-то ясное, четкое и чисто американское.

— «Пересмотрим в суде ситуацию — отменить незаконную депортацию», — эту неплохую строчку предложил Джозеф, но, к сожалению, он произнес ее без всякого выражения — он вообще всегда так говорил.

Мне думается, что если бы Джозеф вдруг заорал от боли, то и вопль вышел бы у него монотонным. Монотонным показался нам и его лозунг.

Владелец заведения Энди, на голове которого красовалась бейсболка с надписью «Аардварки [19] Аардварк — трубкозуб, Orycteropus afer, млекопитающее, единственный представитель отряда, семейства и рода трубкозубов. Водится в Южной Африке, питается муравьями и термитами. Название было дано голландскими колонистами — aardvark (земляная свинья) — из-за чисто внешнего сходства этого животного со свиньей. , объединяйтесь», внимательно слушал нас, расположившись за стойкой.

— У меня есть старые пуговицы «Свободу Хьюи Ньютону». Если надо, берите, — сказал он.

Наконец, мы согласились на прозаический лозунг: «Поддержи Ласкера». Магазин канцелярских принадлежностей, где выполняли подобные работы, принял у нас заказ на сто сине-белых пуговиц. Начиная с понедельника мы принялись распространять их в кампусе по доллару за пуговицу и продали семь штук. Думаю, что из-за того, что большинство студентов давно уехали на лето. Макс тоже купил одну пуговицу, но написал на ней «Поддержи Финстера». Ему стало лучше, но он продолжал злиться. Теперь он находился в таком положении, что не мог делать некоторые вещи самостоятельно — приходилось прибегать к посторонней помощи. Он просил ее у Максины, и она с удовольствием делала ему эти одолжения. Думаю, это соединение магнетизма и уязвимости делало его соблазнительным в куда большей степени, чем неприкрытое проявление силы. Максина стала часто бывать в его квартире, и у меня появилась возможность лицезреть ее в больших дозах — во всех смыслах. Тело Максины было таким большим, что его не могла ограничить никакая одежда, тем более шорты и футболка. Плоть выпирала во все стороны, стремясь обрести свободу.

Выздоравливая, Макс дважды в неделю плавал в бассейне, пользуясь дощечкой и пластиковым пакетом, чтобы не замочить гипс. Когда июньская жара стала невыносимой, я тоже пошел в бассейн, чтобы освежиться, а заодно и поддержать форму. Когда-то, в далеком и туманном детстве, меня учили плавать кролем, но я так и не научился правильно дышать. Поэтому я плавал, как и мой отец, этаким стариковским брассом. Это было не слишком эффектно, но зато надежно. Кроме того, такое плавание оказалось и нешуточной нагрузкой. Я сделал всего около сорока гребков, но чувствовал себя так, словно меня вздули резиновым шлангом.

Определить, каким стилем плавал Макс, было невозможно, так как он был в косынке. Все, что я помню, — это стремительные движения руки и напряженный взгляд, с которым он рассекал воду. Максина плавала по дополнительной дорожке; ее обширное тело покоилось на поверхности, как корпус океанского лайнера. Пловцы обычно режут поверхность, но от плавания Максины впечатление было противоположным. Ее руки — огромные и толстые — создавали странную иллюзию: казалось, что она отталкивает весь бассейн назад, чтобы двигаться вперед.