Дэвид Галеф - Плоть

Я попытался, как делал это много раз до того, проследить его взгляд. Набор человеческих существ, собранных в колизее, согрел бы сердце любого христианского мученика, оказавшегося бы сейчас на арене. Места были заполнены матерями и отцами, совершающими жертвоприношение; младшими сестрами, братьями, двоюродными братьями и сестрами, тетками и двоюродными тетками, подружками и женами и всеми прочими, связанными с выпускниками узами крови, брака или социальных обязательств. Макс, как я понял, искал подходящих женщин.

Бинокль медленно описывал дугу, а потом остановился приблизительно на тридцати градусах. Я толкнул Макса.

— Насколько она велика? Кто это, Макс?

— Откуда я знаю? — огрызнулся он. Видимо, я сбил наводку. — Черт, я, кажется, ее потерял.

— Ничего, найдете другую, не волнуйтесь.

Ты всегда их находишь, подумал я. Он все еще возился с Максиной, но это его не останавливало. Я внезапно представил Макса в возрасте восьмидесяти лет, охотящегося за женщинами с клюкой. Иногда одно только наблюдение за Максом заставляло меня чувствовать себя престарелым дядюшкой. «Вечно пыхтящий и вечно молодой». Но что мог знать Ките о среднем возрасте? Полагаю, многие люди отнюдь не стремятся его достигнуть.

Я обратил взгляд на подиум, где канцлер Таннер был готов начать вступительную речь.

— Мы переживаем сейчас весьма приятное событие, — начал он тоном, не предвещавшим ничего приятного. Почему все обращения по поводу выпускного акта так похожи на застольные спичи в местном Элкс-клубе? Но мне опять-таки думается, что оттого, что этого ждут все присутствующие. Я скосил взгляд влево: Элейн перевернула страницу своей мистерии. Справа Эрик, жутко гримасничая, произнес весьма едкое словцо в адрес писаний Куэйла. Эрик приходил во все большее возбуждение. Такого возбуждения не ждешь от человека, читающего собрание шуток. Я открыл роман Брукнер и попытался сплести свою судьбу с судьбой несчастной женщины — главной героини, страдавшей двойственным отношением к пище.

За вступительной последовала другая речь, произнесенная лысеющим румяным мужчиной, постоянно благословлявшим аудиторию. Я заглянул в программу, лежавшую под книгой. «Благословение университетского капеллана». Я до сих пор не знал, что у нас есть капеллан. Потом священник сошел с трибуны, и на нее взошел Куэйл. Агенты секретной службы незаметно сомкнули ряды. Я заметил, как Элейн перевернула очередную страницу, слышал, как скрежетал зубами Эрик.

— Когда я всматриваюсь в ваши лица, — начал Куэйл с непосредственностью человека, читающего заранее подготовленный текст, — то вижу свет надежды.

Вся речь была выдержана в подобном стиле: страсть к совершенству, вершители собственной судьбы, преодоление препятствий — последняя фраза относилась к нескольким выпускникам, страдавшим физическими увечьями. Мы называли их неполноценными. До этого мы называли их калеками. Среди них был молодой человек из Язу-Сити, родившийся без рук, и местная девушка, страдавшая рассеянным склерозом, и девочка из Джорджии, родившаяся в семье, имевшей двенадцать детей. Последний случай впечатлял сам по себе: администрация впервые публично признала, что нищета равносильна инвалидности. Эрик пробормотал какую-то вежливую непристойность. Кроме того, с трибуны прозвучало упоминание о Вилли Таккере, который собирался осенью вернуться в аудиторию. Я оглянулся и посмотрел на Макса. Он опустил бинокль и что-то записывал.

В конце речи Куэйл произвел решающий выстрел — рассказал о пятидесяти миллиардах долларов на образование, обещанных президентом несколько дней тому назад. После этого в ход снова пошли возвышенные выражения — на этот раз о звездах. Если бы вице-президент знал начатки латыни, он мог бы провозгласить что-нибудь вроде Ad astra per aspera, но латинского он не знал, и поэтому сказал что-то о том, как трудно стать звездой. Большая часть аудитории пребывала в состоянии сонной апатии.

Тут-то все и случилось.

Эрик перевернул последнюю страницу книги и с отвращением ее захлопнул. Встав во весь рост в своих академических оксфордских регалиях, он вытянул вперед руку, словно держа пистолет, и крикнул «Паф!».

Один из агентов службы безопасности, стоявший в президиуме, мгновенно пригнул впавшего в панику Куэйла и спрятал его под массивный стол. Другой агент возник вообще ниоткуда. Он проломился через три ряда сидевших в зале профессоров, скрутил Эрику руки и повалил его на пол. Для того чтобы это сделать, агенту пришлось перекинуть Эрика через спинку стула и швырнуть его в проход, то есть прямо на Макса, который сидел возле этого прохода. Еще два агента пробились сквозь наши ряды и с поразительной быстротой увели Эрика. Все произошло так стремительно, что мы поняли, что Макс пострадал, только после того, как он громко произнес: