Арнольд Цвейг - Затишье

— Только не так! — испуганно вскрикнул Гройлих. — Это можно сделать лишь в четыре руки, о чем известно каждому страховому обществу, — и он приподнял легкую ношу за два угла доски, а Понт ухватил ее за два противоположных. При этом оба не отрывали глаз от шахматных фигурок, которые, несмотря на всю осторожность шахматистов, все-таки подрагивали. Как легко могли они свалиться и похоронить столь острый эндшпиль!

— Если все мы, по-вашему, пешки — ведь Бертин для вас только пример, — сказал Понт, — то кого же в эндшпиле нашей войны представляют офицеры?

Унтер-офицер Гройлих, как связист и вообще как человек, привыкший к чтению газет, ответил, глядя на туры, коней и слонов, еще не вышедших из игры:

— Не людей, а сплошь одни только фирмы, мистические сокращения, в которых отцы наши запутались бы и ничего не поняли. Фамилия пушечного магната Круппа, в нашей шахматной партии короля, может быть, что-нибудь и сказала бы им, но королева — Альбин Шиллес, или тура АЭГ, или ИГ-Фарбен были бы для них пустым звуком. А что означают слова Тиссен, Клекнер, Феглер и Гугенберг…

— …дети наши прочтут в энциклопедическом словаре, — закончил мысль собеседника Понт, с довольным видом оглядывая маленький столик. — А по другую сторону? Там у вас кто наготове?

— Виккерс и Армстронг, Ротшильд и Шнейдер-Крезо, ИПГ и ЦИЦ — крупные английские конкуренты тех, кто фигурирует у нас под сокращенными обозначениями, а также министерства колоний, которые пока не окрестили никакими именами.

— А юнкер Ленин у вас вообще не фигурирует?

— Чудак! — воскликнул Гройлих, оглянувшись уже с порога. — Да Ленин ведь вне игры. В этом — его преимущество. Потому-то все и принимает такой напряженный характер! На Восточном фронте образовалось правительство, путающее все карты, — ну, может ли такая штука не бесить солидных политиков и генералов? Вы как думаете? Это нравится только таким молодым людям, как наш адъютант. Он с присущим ему здравым смыслом может служить представителем всех дюжинных существ земного шара.

— Отныне, значит, обер-лейтенант Винфрид причислен к представителям рода человеческого! — смеясь, крикнул вслед уходящему Гройлиху фельдфебель Понт. — А почему, в сущности, вы называете этого Ленина юнкером?

— По аналогии с «Фаустом», — ответил Гройлих с первой ступеньки лестницы, которая вела в подвал. — А кроме того, его отец из служилого дворянства.

Во второй половине дня той же пятницы обер-лейтенант Винфрид, зажав в углу рта сигарету, ходил из конца в конец по своей комнате, останавливался у окна, прислушивался к тому, что делается снаружи, за двойными рамами, где часовой бесшумно шагал по снегу мимо ворот парка. У обер-лейтенанта узкогубое худое лицо. Повару офицерского собрания обидно, что лейтенант так худ; ему хотелось бы, чтобы обеды и ужины, которые он ежедневно посылает молодому господину, шли ему впрок. Несколько недель назад комендатура по приказу свыше расстреляла русского сержанта Гришу Папроткина, за спасение которого боролись престарелый генерал и его племянник. Потому-то господину адъютанту кусок в рот не идет, думает унтер-офицер Ленце. Но со временем это сгладится. Молодость забывчива; надо только хорошенько кормить молодого адъютанта.

Винфрид отходит от окна. Воробьи на деревьях не занимают его, иволги и зяблики тоже; сейчас он выпьет рюмку коньяку и возьмется за книгу, которую давно уже взял у Познанского, но до сих пор не удосужился раскрыть. Книга называется «Война и мир», написана она чуть не полвека назад графом Львом Толстым, который неплохо знал жизнь, во всяком случае, достаточно, чтобы превосходно изображать ее. Но, когда около четырех часов молодой человек, удобно усевшись и придвинув к себе настольную лампу, раскрыл книгу, он обнаружил, что Познанский напутал и принес ему вместо первого тома второй. Досадно, но Познанский живет не на краю света. Он, лейтенант Винфрид, направит к нему вестового и попросит дать начало романа. Впрочем, лучше всего, пожалуй, самому пойти к Понту, а тот уж пошлет за книгой кого-нибудь из своих подчиненных. Ибо, во-первых, чем чаще адъютант появляется в комнате фельдфебеля, тем лучше, во-вторых, лазарет переполнен и сестру Берб ни сегодня, ни завтра не увидишь, а вечер как-нибудь скоротать надо же.

Внизу, у фельдфебеля Понта, царит покой благоразумия. Лауренц Понт поедет в отпуск только на рождество. Надо оставить надежного заместителя. Унтер-офицер Шмидт (Шмидт II) будет на месте в этой роли. Для того чтобы мы в последнее мгновение не проиграли войну, Шмидта, разумеется, нужно ознакомить с его будущими функциями, и с этой целью Понт в минуты затишья садится с ним за письменный стол и объясняет многое из того, что Иохену Шмидту уже известно, и кое-что еще неведомое. Адъютант входит, Понт и Шмидт вытягиваются во фронт и приветствуют господина обер-лейтенанта. Через две-три минуты Понг предоставит к его услугам часового.