Арнольд Цвейг - Затишье

Не будь здесь белокурого коротко остриженного Иохена Шмидта с его щетинистыми усами, Винфрид и Понт продолжили бы разговор, начатый вчера вечером, когда унтер-офицер Гройлих, Вольдемар Гройлих — кавалер двух орденов Железного Креста, первой и второй степени, — принял по аппарату Морзе строго секретное сообщение. Главнокомандующий германскими военно-морскими силами 20 октября издал наконец приказ прекратить бомбардировку Лондона и других незащищенных пунктов восточной Англии — бомбардировку с цеппелинов, противоречащую всем нормам международного права. Почему? Об этом в сообщении не говорилось. Но в политическом отделе «Обер-Ост» давно знали из скандинавских газет, что все большее и большее число э тихзлополучных воздушных гигантов, по форме напоминающих сигару в блестящем серебряном футляре, становилось жертвой английской противовоздушной обороны; летая медленно, со скоростью не больше восьмидесяти километров в час, они являлись настоящим кладом для прожекторов.

Фельдфебель Понт еще до войны был страстным поклонником аэронавтики. Попытка человека наперекор силе притяжения покорить воздушную стихию, точно так же как он научился покорять водную, пользуясь открытой в средние века китайцами магнитной стрелкой, которая была затем освоена Европой, приводила его в восхищение. Винфрид, гораздо больший поклонник авиации, определявший последнюю стадию ее развития как «стадию кокона», он, этот молодой офицер, любитель необычайных приключений, вчера вечером доказывал, что воздушные шары не имеют будущего и толку от них никакого не будет. Продолжить этот разговор было бы очень интересно. Но разве это возможно в присутствии такого представителя низшего состава армии, как Иохен Шмидт, один из тех унтеров, которые унтерами рождаются и которых возмущает уже самая мысль, что солдат, обязанный повиноваться, может критиковать существующий строй или даже отдельные его стороны?

И Винфрид решил нынче вечером ни с кем не делиться новостью, которую он узнал от Познанского. А узнал он, что подлинный изобретатель неповоротливого воздушного корабля — вовсе не швабский граф Цеппелин, а лесоторговец Давид Шварц, уроженец Загреба, и что его наследница Мелания Шварц — отсюда и осведомленность Познанского — вместе с законными наследниками шварцовского акционерного общества борется за присуждение ей плодов этого изобретения и патентов. Познанский рассказал об этом Винфриду еще в ту пору, когда царскую армию обвиняли в отсталости. Упомянутый Давид Шварц был вынужден предложить свое изобретение Петербургу, так как австрийские военные власти, оправдывая афоризм о том, что нет пророка в своем отечестве, в ответ на его предложение лишь пожимали плечами. Тогда Шварц обратился за поддержкой сначала к русским, а затем к пруссакам; спустя несколько лет и те и другие отказались от дорогостоящих экспериментов.

— Скучно, Понт, а? — говорит Винфрид, окидывая взглядом пустующую канцелярию фельдфебеля Понта.

— Дел по горло, — отвечает фельдфебель, ибо ему положено так ответить.

Обер-лейтенант Винфрид покровительственно кивает и мерным шагом, заложив руки за спину, возвращается к себе. Он сейчас засядет за письмо к матери. Он пишет ей каждые три-четыре дня, заполняя листочки милой болтовней о делах, которых здесь не бывает, и о своем прекрасном настроении, которого тоже почти не бывает; разве иной раз после обеда оно посетит обер-лейтенанта, когда в дополнение к чашке горячего кофе он зальет за галстук рюмочку коньяку.

Лауренц Понт — человек осмотрительный. Он учитывает, что лишь тот, кто знает толк в книгах, может вручить вестовому требуемый том; ведь даже владелец книги, образованный юрист, член военного суда, — и тот напутал. Он вызывает по телефону канцелярию военного суда, а тем временем протягивает унтер-офицеру Шмидту II ведомости. В них выписано жалованье воинским частям, прикрепленным к штабу; выписано до самого Нового года, чтобы хорошо смазанная машина продолжала работать бесперебойно. С другого конца телефонного провода откликается писарь Бертин. Что угодно господину фельдфебелю? Лауренц Понт объясняет, и Бертин изъявляет готовность лично доставить книгу. Он рад пройтись, переговоры ни сегодня, ни завтра не начнутся. По дороге он заглянет в городскую больницу и осведомится о самочувствии молодой крестьянки, которая, как известно, родила и в которой обер-лейтенант Винфрид и сестра Берб принимают участие. Им тогда не придется справляться по телефону. Он явится через полчаса, не позднее.