Курт Воннегут-мл - Синяя Борода

* * *

В Венеции, в изгнании, он утонул. Надувные плавательные круги тогда еще не изобрели.

* * *

Интонации Мэрили, когда она назначала мне по телефону встречу в своем палаццо, а также ее признание, что мужчины в ее жизни в тот момент не было, давали мне уверенность, что не пройдет и двух часов, как мне перепадет еще порция самых прекрасных на свете любовных игр – причем на этот раз я выступлю не в роли неопытного мальчишки, нет, я явлюсь к ней героем войны, искушенным повесой и гражданином мира!

Я в свою очередь уведомил ее, что потерял в сражении глаз, ношу черную повязку, и что, хотя я и женат, в семье у меня нелады.

Похоже, я также обмолвился, пытаясь обратить в шутку те годы, которые я подвизался воином, что большую часть времени я занимался тем, что «сучек из волос вычесывал». Это означало, что женщины, в изрядных количествах, делали все, чтобы оказаться для меня доступными. Идиома немного странная, но является вариацией на тему более осмысленной метафоры: человек, побывавший под серьезным обстрелом, говорил тогда, что вычесывал из волос сучки – сбитые осколками с деревьев[77].

Итак, в назначенный час я прибыл, весь подрагивая от тщеславия и вожделения. Служанка провела меня по длинному прямому коридору к ротонде. Все прислуга в доме контессы Портомаджоре была женского пола – включая привратников и садовников. Я помню, что та из них, которая впустила меня внутрь, показалась мне немного мужеподобной и недружелюбной – а потом, когда она приказала мне остановиться у стены, и вовсе по-армейски жесткой.

* * *

А в центре, с ног до шеи в чернейшем трауре по своему мужу, графу Бруно, стояла Мэрили.

Ее лицо не было скрыто маской черепа, но само по себе было настолько бледным, и в полутьме настолько близким по цвету к ее пепельным волосам, что можно было представить, будто ее голова выточена из единого куска выбеленной временем слоновой кости.

Я замер, пораженный.

Голос ее прозвучал властно и презрительно.

– Что ж, мой вероломный армянский воспитанник, – сказала она. – Вот мы и встретились снова.

28

– Небось думал, что тебе опять постель обломится.

Ее слова вспорхнули шуршащим эхом под купол – как будто там их продолжили обсуждать божества.

– Какое разочарование, – продолжала она. – Я ведь сегодня даже руки тебе не подам.

Я дернул головой, неприятно удивленный.

– За что ты так на меня злишься? – спросил я.

– Была Великая Депрессия, и я думала, что ты был мне настоящим другом, единственным другом на свете. А потом мы оказались в постели, и с тех пор от тебя ни слуху, ни духу.

– Ничего себе! Ты же сама велела мне уходить – сказала, что так будет лучше для нас обоих . Ты что, забыла?

– Ты, должно быть, так обрадовался, когда я это сказала. Вот уж ушел, так ушел.

– А чего ты тогда от меня ожидала ?

– Знака, любого, какого угодно знака, что тебе не все равно, что со мной, – сказала она. – У тебя было четырнадцать лет, но ты так и не удосужился – ни телефонного звонка, ни даже открытки. И вот пожалуйста, явился, не запылился. И чего тебе надо? Да постели тебе опять надо.

* * *

– То есть, мы могли бы тогда остаться любовниками? –спросил я в изумлении.

– Любовниками! Любовниками! – резко передразнила она.

На это раз эхо ее насмешек звучало под куполом как крики дерущихся дроздов.

– В любящих мужчинах у Мэрили Кемп недостатка никогда не было, – сказала она. – Отец меня так любил, что избивал каждый день. Игроки школьной футбольной команды меня так любили, что насиловали всю ночь после выпускного. Помощник режиссера в варьете Зигфильда меня так любил, что потребовал, чтобы я присоединилась к выводку его шлюх – иначе он выгонит меня и подстроит, чтобы мне плеснули в лицо кислотой. Дэн Грегори меня так любил, что спихнул вниз по лестнице, за то, что я послала тебе дорогих художественных материалов.

– Что?!

Тут она рассказала мне, как на самом деле получилось, что я стал подмастерьем у Дэна Грегори.

Я был ошеломлен.

– Но… Но ведь ему же понравились мои рисунки? – заикаясь, пробормотал я.

– Нет, – сказала она.

* * *

– Это был первый раз, когда я по твоей милости получила жестокую трепку, – сказала она. – Второй раз был после того, как мы побывали в постели, и с тех пор я о тебе ничего не слышала. А теперь давай поговорим о том, сколько всего прекрасного ты мне подарил в этой жизни

– Мне никогда еще не было так стыдно, как сейчас.

– Ладно, я сама скажу тебе, что ты мне подарил. Блаженные, бездумные, прекрасные прогулки по городу.