Курт Воннегут-мл - Синяя Борода

Два дня назад вдовица Берман, в состоянии сверхъестественной живости и проницательности, подаренном ей бог знает каким послевоенным чудом фармацевтики, зашла в Ист-Хэмптоне в книжный магазин и, по ее утверждению, услышала, как одна из сотен книг позвала ее. Книга сказала также, что наверняка мне понравится. Поэтому мадам Берман купила ее для меня в подарок.

Она, разумеется, не знала, что я вот-вот собирался начать писать о Флоренции. Этого никто не знал. Она вручила мне книгу, так и не открыв ее, и потому не догадывалась даже, что внутри содержалось описание палаццо моей подружки.

Если придавать слишком много значения подобным совпадениям, то очень скоро свихнешься. Еще решишь, того и гляди, что во вселенной то и дело происходит что-то, что нам не полностью понятно.

* * *

Профессор Ким – или профессор Бум, или профессор Сук, если один из этих слогов вообще является его фамилией – прояснил для меня два вопроса, касающихся ротонды, которыми я задавался с тех пор, как удостоился ее лицезреть. Во-первых, для меня было загадкой, почему пространство под куполом казалось освещенным естественным светом. Оказывается, на подоконниках окон, прорезанных в стене хоров, были установлены специальные зеркала – там, и на скатах крыш. Они собирали солнечные лучи и направляли их вверх под купол.

А вот вторая загадка: почему огромные прямоугольные ниши между стоящими в круг колоннами пустовали? Как мог человек, считавший себя ценителем искусства, оставить их незанятыми? Когда я их увидел, они были закрашены в ровный нежно-розовый цвет, почти как тот, что на языке «Атласной Дюра-люкс» именовался «Заря на Мауи».

Профессор Ким – или профессор Бум, или профессор Сук – разъясняет, что на фресках в этих нишах раньше резвились легкомысленно одетые языческие боги и богини, полностью утерянные для истории. Их не скрыли под слоями краски – нет, их полностью соскребли со стен после изгнания семейства Медичи из Флоренции, продолжавшегося с 1494, то есть, двумя годами позже открытия белым человеком этого полушария, до 1531 года. Фрески были уничтожены по настоянию монаха-доминиканца Джироламо Савонаролы, желавшего полностью рассеять дух язычества, который, по его мнению, отравлял жизнь города во времена правления Медичи.

Художника, написавшего эти фрески, звали Джованни Вителли, и больше о нем почти ничего неизвестно, за исключением того, что родился он скорее всего в Пизе. Можно сказать, что он был истинным Карабекяном своего времени, а роль «Атласной Дюра-люкс» в его жизни сыграл христианский фанатизм.

* * *

Кстати, Ким Бум Сука вышвырнули с его родины, из Южной Кореи, за попытку создания профсоюза студентов с требованием изменений в программе обучения.

Кстати, Джироламо Савонаролу в 1494 году повесили, а потом сожгли на костре на площади перед палаццо, принадлежавшем ранее Инноченцо Медичи, по прозвищу «Невидимка»[75].

Обожаю историю. Не понимаю, почему Целеста и ее дружки ей совсем не интересуются.

* * *

Теперь мне кажется, что эта ротонда, пока она еще была украшена как христианскими, так и языческими изображениями, служила своего рода ядерным проектом эпохи Возрождения. Ее постройка стоила уйму денег, привлекла лучшие умы своего времени, и сгустила в небольшом объеме, и в странных сочетаниях, самые могущественные силы во вселенной – в той вселенной, как ее понимали в XV веке.

С тех пор вселенная, конечно, значительно продвинулась вперед.

* * *

Что же до самого «Невидимки» Инноченцо Медичи, то Ким Бум Сук называет его «финансистом», что я перевожу приблизительно как «ростовщик и вымогатель», или, выражаясь современным языком, «гангстер». Он был одновременно и самым богатым, и самым скрытным членом своей семьи. С него не было сделано ни одного изображения, за исключением детского бюста, изваянного скульптором Лоренцо Гиберти. Когда Инноченцо исполнилось пятнадцать, он самолично расколотил этот бюст и выбросил обломки в реку Арно. Став взрослым, он никогда не принимал гостей и сам не ходил на приемы, а если ему нужно было выехать за пределы города, использовал повозку, закрытую со всех сторон.

А после того, как постройка палаццо была завершена, никому, даже самым приближенным к нему приспешникам, даже самым высокопоставленным гостям, включая двух двоюродных братьев, избранных папами[76], не дозволялось видеть его иначе, как в ротонде. Все они обязаны были стоять у стен, а он занимал центр, в одиночестве, облаченный в монашескую рясу и с маской черепа на месте лица.