Юрий Герт - Кто если не ты

— Он знает в десять раз больше, чем мы с тобой, старина!

— Подумаешь...— сказал Мишка.

Больше сказать ему было нечего. Не мог же, в самом деле, он признаться, что уже начал ревновать своего друга к Игорю, который, конечно, смыслит в политике и литературе куда больше, чем он, Мишка Гольцман...

3

Они зашли к Турбинину на другой день после школы,

Игорь отлучился на минуту, оставив их в своей комнате.

— Вот рак-отшельник! — сказал Мишка, удивленно озираясь по сторонам.— Надо же придумать: на улице солнце, а тут...

Под высоким потолком горела лампа, от матовой стеклянной люстры лился мягкий свет. Большое окно было наглухо затворено ставнями и завешено темными шторами — похоже, его никогда не открывали. На противоположной стене висел широкий ковер, он покрывал тахту и почти весь пол, забегая под тумбы старинного письменного стола. Комната напоминала нарядную коробку от дорогих духов, плотно запечатанную; вдобавок — воздух здесь был тяжелый и слегка пахло духами.

— Маркиз! — ворчал Мишка, усаживаясь в глубокое кресло. Кажется, впервые в жизни сидел он в таком кресле.— Маркиз... Ишь ты, даже Наполеон...

Он взял со стола маленькую изящную статуэтку, отлитую из чугуна. Император французов застыл в горделиво-мрачной позе, скрестив на груди руки и натянув треуголку глубоко на лоб.

— Интересно, на черта ему сдался Наполеон? — Мишка повертел статуэтку и поставил на прежнее место рядом с массивным письменным прибором черного мрамора.

Едва войдя сюда, Клим понял, что попал в сокровищницу. Сколько здесь было книг!

Нет, то не были дежурные собрания, классиков, из которых состоит каждая заурядная библиотека.

В строгом подборе ощущался особый вкус! Клим, перебегая глазами от одного корешка к другому, едва вытянув книгу, тотчас возвращал ее на место и переходил к новой... Мемуары Ллойд Джорджа, Бисмарка, Наполеона, Талейрана, биографии крупнейших исторических деятелей, многотомная «История XIX века», Моммзен, Тацит, сочинения Меринга, Клаузевица, Мольтке, Шлиффена о военном искусстве — книги редкостные, об одних Клим только слышал, о других и не помышлял, что они существуют! Вместо ответа на Мишкино ворчание он ткнул ему в руки Плутарха.

— Ну как, освоились? — спросил Игорь вернувшись.

Клим издал несколько бессвязных восклицаний, не отрываясь от «Истории Парижской Коммуны». Мишка же сказал:

— Старье,— захлопнул Плутарха и поставил на полку.

— Вот как? — Игорь поджал губы, левая бровь скользнула вверх.

— Конечно. Кому это интересно, что видел во сне Александр Македонский две тысячи лет тому назад?

— А что же тебя интересует? — Игорь опустился на тахту и, забросив ногу на ногу, с холодным любопытством разглядывал Мишку. При этом руки он скрестил на груди точь-в-точь как Наполеон на письменном столе.

— Поэзия,— сказал Мишка, надеясь, что Клим поддержит его.

Но Клим увлеченно листал «Парижскую Коммуну» — приходилось сражаться одному.

— Или, например, техника. Изобретательство. А вся эта дипломатия — так, от нечего делать, чтобы в разговоре образованностью щеголять. Ты что, дипломатом стать хочешь? Тогда языки надо изучать, а не Плутарха.

Вместо ответа Игорь поднялся, достал с верхней полки книгу, вручил Мишке.

— Что это? — недоверчиво заморгал Мишка,— На каком?..

— На английском.

— А ты английский знаешь?

— Тебе тоже неплохо бы изучить английский, раз ты в эдисоны метишь,— сказал Игорь и поставил книгу обратно.

Климу было жаль Мишку, но что можно возразить Турбинину? Они такие невежды — оба, оба! И немецкий знают лишь настолько, чтобы со словарем перевести параграф. А Игорь овладел и английским! Но то был день великих изумлений. В комнату вошла миловидная молодая женщина с такими же темными, как у Игоря, глазами — но взгляд их был приветлив и ласков.

— Мой сын много мне рассказывал о вас,— произнесла она певучим голосом, здороваясь с Климом, и тот снова удивился: женщина скорей могла сойти за сестру Игоря, чем за его мать.

Потом Любовь Михайловна — так ее звали — усадила Клима рядом с собой. Ее вопросы звучали не назойливо, но все-таки она сняла настоящий допрос. Когда Клим упомянул, что давно уже живет без отца и матери, по ее гладкому, слегка выпуклому лбу пробежала морщинка, но она тотчас разгладилась, когда выяснилось, что дядя Клима работает врачом в клинике. Клим не обратил на это внимания. Она дважды заставила его пересказать историю с Гегелем и каждый раз смеялась. Серебряные рыбки на алом фоне халата шелковисто блестели и переливались у нее на груди.