Влажной рукой он стискивает в кармане билет, маленькая серая книжечка, на уголке отклеилась обложка... Маленький, теплый, как ладонь друга...
— Ты что, проглотил язык?..
Он смотрит на Карпухина... Нет, выше... Этот юноша с нервно-неподвижным лицом, и странно освещенными изнутри черными глазами — он как будто молится, хотя губы его туго сжаты. Потом они разжимаются:
— Вы не можете нас исключить из комсомола.
12
За дверями толпились ребята. Они густо облепили терраску, перила, площадку перед райкомом. На стремянке, приставленной к крыше, Клим увидел Витьку Лихачева и Бориса Лапочкина, на перилах, обхватив руками столб, стояла Казакова — напротив окна кабинета, в котором проходило бюро.
Зачем? Зачем они пришли?..
Его притиснули к двери, прямо в лицо ему густым табачным духом дышал Шутов. Напряженно сузив блестящие глаза, он хрипло спросил:
— Как?..
— Мы обойдемся без венков!
Он шел сквозь нерасступающуюся толпу, грубо раздвигал ее руками, разрывал, как переплетенные ветви, с досадой слыша, как Майя объясняла:
— Еще ничего не известно, решают, потом пригласят...
Он вышел на улицу.
— Подожди!
Теперь с ним рядом шел Мишка.
— Вытри, — не разжимая зубов, сказал Клим.
Мишка покорно достал из кармана грязный платок, вытер уже сухие щеки.
Он сам не знал, как это получилось, когда его спросили, не желает ли он о чем-нибудь попросить бюро. Он вдруг почувствовал, что не может сказать ни слова. И растерянно улыбнулся, потому что ему самому показалось смешно, когда из горла вырвался какой-то странный хрип, и потом его руку обожгло чем-то горячим, и ему стало не стыдно, и все равно — смотрит на него кто-нибудь или нет.
Последний раз он плакал, когда их вернули с фронта, зарывшись в сено, на дне кузова тряского грузовичка.
Они дошли до угла и повернули обратно.
Мальчишки сбивали камнями змея, застрявшего в проводах. По небу медленно плыли высокие облака.
Нелепо думать, что их простят...
А если?..
Если все-таки оставят им комсомольские билеты?
Если их только хотели напугать, пропесочить, продраить — и на том конец? Ведь есть же всякие меры: выговор, строгий выговор с занесением в личное дело...
Ведь там остался Алексей Константинович...
Ведь не все же члены бюро... Ведь княжна Тамара... И Ермаков... .
Среди этих «ведь» ему вспомнилось одно — самое главное!
— Послушай, старик,— сказал он Мишке, останавливаясь у калитки,— ведь капитан ясно же мне сказал: ничего не будет! Понимаешь?
Перед ним промелькнуло лицо капитана, открытое, ясное, каким он видел его в последний раз — в солнечное утро.
— Ведь он же не мог соврать! Ему незачем было бы просто соврать!..
— Может быть,— сказал Мишка, с надеждой глядя на Клима.
Они ждали в маленьком коридорчике впятером.
Снаружи ежесекундно просовывались в дверную щель головы:
— Ну, как? Еще не вызывали?.. Не дрейфьте!..
Потом, поодиночке, в коридорчик просочились ребята.
Первым вызвали Мишку.
Когда он вышел, его пришлось несколько раз хорошенько встряхнуть за плечи — он онемел от счастья.
— Выговор!
Еще говорили о каком-то активе, но он ничего не понял, понял только, что его оставили в комсомоле.
Клим стоял, притиснутый к стене, сжимая в кармане комсомольский билет. Он не надеялся. Он боялся надеяться.
Но вышел Игорь и, сдержанно улыбаясь, объявил:
— Строгач с занесением!
И он решил, что все-таки, все-таки — может быть...
Он пожал Игорю руку; отвечая на приветствия, тот уже шутил:
— Чего радуетесь? Ведь дали выговор, а не орден.
Актив? Все равно.... Пусть все, что угодно, только бы... только бы...
Потом из дверей выскочила Кира — по ее лицу было видно, что она еще не верит себе...
— Оставили!
Майя чмокнула ее в щеку и, толкнув подругу в объятия восторженно щебетавших девочек, нырнула в дверь.
— Ничего, старик, все обошлось,— сказал Игорь, похлопав Клима по плечу.— Теперь к черту все — и за экзамены... Я еще физику не открывал...
«Ах, о чем он думает, о чем он думает!» — пронеслось у Клима.
— Ура, девчонки! — с порога закричала Майя.— Клим, тебя!
Она сияла, чертики неудержимой радости метались у нее в глазах.
— Ну, пошел,— Мишка подтолкнул Клима к двери.— Пошел, пошел, старина... Ни пуха...
— Дорогу гасконцам! — напутствовал его Игорь.
И — то ли надежда — ведь остальные отделались выговорами! — то ли — просто бодрый, шутливый призыв — но Клим ощутил удивительную легкость во всем теле. Он выпрямился, улыбнулся, отсалютовал — и вошел в кабинет секретаря.
Читать дальше