Алексей Оутерицкий - Немцы в городе

– Ну так я пошел, – то ли утвердительно, то ли вопросительно сказал сзади сварной, о котором я на время забыл и который, оказывается, пристроился за нами с Викентьичем. – Мне стеллаж варить надо.

– Конечно, – сказал Викентьич. И спросил: – Голова как, нормально?

– Голова? – с недоумением переспросил сварной. Он поднял руку, осторожно провел по волосам.

– Ну, у тебя же голова пробита была, – с легким раздражением напомнил Викентьич.

Сварной так же осторожно пощупал затылок, потом в других местах.

– Да показалось, – наконец сказал он и натянуто хохотнул. Кажется, он хотел добавить что-то, но передумал или не решился.

Несколько секунд мы с Викентьичем смотрели, как он бредет в сторону ремонтно-механического, слегка подволакивая ноги, затем вернулись вниманием к капитану. Все же мы были задержанными, или подозреваемыми, или теми и другими одновременно, или что там еще придумали менты. Об этом некоторое время назад говорил странно выглядящий сейчас капитан, но это, как казалось мне сейчас, было так давно.

– А ну-ка, остановите этих! – тем временем зло выкрикнул тот и два свободных мента – рядовой и с ефрейторскими лычками – бросились наперерез разворачивающемуся военкоматскому «бобику».

Я кивнул Викентьичу, мы приблизились к своим девчонкам и опять стали сзади, как это было недавно. Или давно – теперь я ни в чем не был уверен.

Обе были бледными и у обеих были растрепаны волосы. Обе стояли босиком и у обеих платья были порваны и перепачканы кровью – у Наташки сбоку, у Тамарки спереди, снизу доверху, отчего ее строгое платье по сути превратилось в халат. Ее лицо было окровавлено – кажется, моя красавица умудрилась разбить себе нос. Может, упала или что-то в этом роде. Она стояла, обхватив плечи руками, стараясь хотя бы чуть-чуть запахнуть ткань и укрыть тело от любопытных взглядов зевак, и периодически негромко всхлипывала.

– Нет, а в чем дело! – еще издалека начал лейтенант, но его возмущение выглядело настолько откровенно наигранным, что, судя по неуверенности в глазах, он сам это прекрасно понимал. – С каких это пор милицейские получили право задерживать военных? На каком, спрашивается, основании!

– С тех самых пор, как военные стали стрелять по гражданским, – сказал капитан, на глазах обретающий уверенность в себе. Кажется, в этом ему помогали привычные казенные фразы, которые он произносил. Проговаривая их, он на глазах преображался, приходил в себя.

– Это вы, простите, о чем? – потеряв кураж, почти заискивающе спросил лейтенант. Он снял фуражку, пригладил ладонью жидковатые волосы, вернул фуражку на место.

– О том самом, – отрезал капитан и вскинул руку с вытянутым указательным пальцем. – Это, по-вашему, что?

– А мы-то тут при чем, – огрызнулся лейтенант, стараясь не смотреть на груду из пяти или шести неподвижно лежащих, окровавленных тел. Судя по одежде, там были две ткачихи в рабочих халатах, один маляр и двое то ли конторских, то ли кто-то еще. – Хотите дело состряпать?

Он опять снял фуражку, чтобы промокнуть носовым платком лоб.

– Может вы наконец отпустите моих работниц? – внезапно выкрикнул вынырнувший откуда-то Павел Аркадьевич, о котором я совершенно забыл. – На каком основании у них отобрали обувь? Почему девушки вынуждены стоять босиком? Вы что себе позволяете!

– Да! – вскинув голову, плачуще выкрикнула Наташа. – Где мои туфли? Я на них ползарплаты угрохала, а вы…

– При чем здесь ваши туфли! – рявкнул капитан. Он тоже снял фуражку, недавно найденную и поднесенную ему подчиненными, и тоже промокнул носовым платком лоб. – А ну, стоять! – крикнул он лейтенанту, который под шумок направился к своей машине. – Лейтенант, я к кому обращаюсь! И немедленно пригласите сюда своих.

– С каких это пор мы у вас в подчинении, – завел было тот старую песню, но на сей раз капитан даже слушать не стал.

– Дважды повторять не намерен, – сказал он. – Если не подчинитесь, применю силу… И не сомневайтесь, я сделаю это. – И добавил, не скрывая превосходства: – Нас все равно больше и у нас собаки.

Пользуясь тем, что внимание ментов было отвлечено, я осторожно, бочком выскользнул с пятачка – арены активных действий – и быстро пошел среди беспорядочно раскиданных по площади вещей – намеренно брошенных или случайно утерянных. Тамаркины черные туфли я нашел довольно быстро, они лежали в десятке метров друг от дружки, а с Наташкиными, светлыми, теми, в которых она была на пляже, вышла заминка – никак не удавалось найти вторую, пока она не обнаружилась возле кустов. Конечно, такой маневр удался только из-за странного поведения собак, которых словно кто-то подменил, подсунув вместо злобных обученных тварей мирных домашних песиков.