И я струсил. Перспектива захлебнуться утренним кофе и рухнуть на пол в судорогах отвращала. Нет, я не отказался от первоначальной идеи, но перенес ее в будущее. Всегда ведь можно передумать обратно. А в будущем, когда заново отстроят главный корпус и с большой земли привезут оборудование и медикаменты, непременно вернутся и гуманные методы отправки в иные миры.
Я подписал требуемый документ и сходу отправился на работу, тяжкую и грязную — куда там пилораме, о которой вспоминал теперь с ностальгическим вздохом: разгребать обугленные камни, тачками вывозить осколки стекла, расплавленные детали приборов и центнеры шелестящего, словно крылья крохотных мушек, пепла.
На третий день на большую землю отправился лайнер. Отчего-то погрузка совершалась ночью, а отправление — ранним утром, часа за два до завтрака. Остров обезлюдел на две трети. Правда, судить о масштабах опустения я мог лишь косвенно: готовить ланч и обед и разносить в кастрюльках по домикам отныне было некому, едой запасались сами, приходя на склад и получая энное количество банок тушенки, пачек макарон и пакетиков с чаем — и количество алчущих было небольшим.
К моему великому облегчению Юдит находилась в числе оставшихся. В первый день я видел ее на пожарище: вместе со всеми таскала тачки с обуглившейся рухлядью. К счастью, на следующее утро на грязную и тяжкую работу девушка уже не пришла: видно, начальство сообразило, что для хрупкого существа это не лучшее место применения сил. Куда уместнее выдавать или пересчитывать те же банки с тушенкой на складе.
Из старых знакомых заметил еще Дину и, разумеется, Джекоба. Все остальные, как видно, уплыли на лайнере в усыпленном или замороженном состоянии, дабы послужить материальным фундаментом восстановления клиники.
С Джекобом мы почти не общались. Как, впрочем, и ни с кем другим. Только раз, разгребая совковой лопатой кромешные завалы в трех шагах от меня, русский приостановился, выпрямился и буркнул:
— Старый безмозглый пень! По его милости извольте теперь возиться с вонючей сажей и грязью.
Я хотел напомнить его же собственные слова о знаменательном дне и величайшем взлете духа, но сдержался.
— А вам не терпится поскорее приступить к опытам над душами?
— Представьте себе, не терпится! — Он скривился язвительно. — Ради этого я отказался от намерения покинуть сей отвратительный мир и согласился выносить бытие дальше. Но бытие, в котором есть только пепел, сажа и тачки, я выносить не намерен!
— Вам ничто не мешало сообщить об этом Майеру. И вы бы благополучно присоединились к тихому сонму уплывших на лайнере.
Джекоб злобно покосился на меня и промолчал. Он навалился всей грудью на рукоять тачки и, по-мужицки крякнув, покатил к мусорной куче невдалеке от берега. Вывалив содержимое тачки, вернулся на другое место, подальше от меня.
В этот же день пару часов спустя, получая на складе свои пищевые банки и будучи настроенным более лирически, русский фриган заметил, обращаясь в пространство:
— Конечно, никакой он не Ницше, но гениальный немец, если смотрел это шоу, привлеченный выкриками своего имени, не мог не восхититься, уверен! Он одобрительно прищелкивал языком, он присвистывал и хохотал — безумный веселый философ, он подвывал и поскуливал от удовольствия. Не сомневаюсь, он удостоит славного старикана беседой, лишь только тот, обугленный, но ликующий, явится в место неспешных разговоров мудрецов, среди лилий и асмоделей.
Немногочисленные присутствующие при этом спиче промолчали. Только Дина, стоявшая впереди меня, смерила Джекоба неприязненным взором.
Когда подошла ее очередь, женщина принялась долго и истерично втолковывать усталой девушке-раздатчице, что она вегетарианка и банок с тушенкой брать не будет. Как и рыбных консервов. Как и ветчины и прочих «животных трупов». В конце концов поладили на консервированных баклажанах и увесистой голове сыра.
— Вы не передумали? — спросила она меня, прижимая к груди и придерживая длинным подбородком еду.
— Что именно?
— Превращаться в запчасти. Мне будет не хватать, если честно, ваших умных реплик, вашего креативного настроя. Тем более, на фоне нынешней разрухи.
— Благодарю. Только вчера подписал документ о согласии перейти в штат исследователей.
— Браво!
— Какое там. Элементарная трусость.
— И тем не менее, я вас поздравляю!
Она сочла нужным крепко пожать мне руку, прежде чем удалиться в обнимку с сыром и баклажанами. Рискуя выронить и то и другое на землю.
Читать дальше