— Когда Герцка с матерью уже были в поезде, я бежал за ним с книжечкой Псалмов: «Возьми Псалмы и прочитай в пути псалом за своего несчастного отца!» Так знаете, что мой сын мне ответил? Что даже свои филактерии и арбоканфес он оставил в валкеникском странноприимном доме, назло мне, назло главе ешивы и назло всем святошам. И при этом смеялся, и его мать смеялась вместе с ним, как дьяволица. За то, что натворил валкеникский глава ешивы, Бог ему еще отплатит. Но и я сам тоже виноват. Я не должен был жениться на такой женщине и не должен был заводить от нее ребенка. До свидания. Доброго праздника.
Он вытер ладонью потное лицо и вышел из молельни на своих кривоватых подгибающихся ногах. Реб Шлойме-Мота кашлянул и вытянул шею, глотая слезы.
— Я всегда думал, что без въевшейся в него тоски по этой плохой женщине и без удовлетворения его жажды мести он не сможет жить. И все же я не представлял себе, что он так быстро сломается, — прошептал старый меламед, спускаясь по лестнице. Хайкл шел за ним следом, со страхом глядя на нижнюю дверь, ведущую на улицу. Ему пришло в голову, что Вова Барбитолер наскоро выпил целую бутылку водки, которую прятал в кармане, и теперь ждет его с пустой бутылкой в руке, чтобы рассчитаться… Однако внизу у выхода на улице никто не стоял, и Хайкл вздохнул с облегчением. Реб Шлойме-Мота велел ему не рассказывать матери ни слова о разговоре с отцом Герцки, потому что мама проплачет весь вечер и пасхальная трапеза будет испорчена.
Их пасхальная трапеза была все равно испорчена. Старый меламед прочитал кидуш, отпил вина — и почувствовал себя плохо. Он смотрел в отчаянии на блюдо с мацой и на книжную полку, как будто уже прощался с ними. Торговка фруктами тоже смотрела на праздничные свечи с немым упреком Богу за то, что Он разрушает ей праздник. Она вместе с сыном помогла старику раздеться и уложила его в постель. Хайкл уселся за стол, чтобы вести пасхальную трапезу. Он едва успел сказать «Вот скудный хлеб…» [175] Фраза из начала пасхального предания, читаемого во время пасхальной трапезы.
, как мать заснула, уронив голову на стол. Реб Шлойме-Мота открыл глаза и подмигнул сыну, давая понять, чтобы он не затягивал чтение пасхального предания. Мама смертельно устала от тяжелого предпразничного труда [176] Задолго до наступления праздника Пейсах начинается подготовка к нему, включающая в себя основательную уборку всего дома, смену посуды и прочее.
. Хайкл стал читать быстро и буднично. Торговка фруктами пробудилась ото сна рассерженная:
— Что ты гонишь, как на ярмарке? Я не сплю. — С мужем она обычно тоже разговаривала строго, словно клянясь. — Какая у нас сегодня первая пасхальная трапеза [177] В странах Диаспоры, в отличие от Эрец-Исраэль, пасхальная трапеза (седер) справляется дважды.
, так ты поедешь этим летом на дачу в Валкеники!
Приехав из ешивы, Хайкл рассказал, что Валкеники окружены сосновыми лесами и что летом люди приезжают туда на дачу. Веля пристала к мужу, требуя, чтобы он поехал вместе с сыном в Валкеники подышать свежим воздухом, как велел ему доктор. Муж ответил, что изучающих Тору содержит весь еврейский народ, а ему приходится довольствоваться тем содержанием, которое дает ему ее работа с кошелками, полными фруктов. И к тому же он не хочет оставлять ее одну, потому что когда он в городе, то сам приходит к ней в лавку и гонит ее домой поесть. Кто же будет это делать, если он уедет? Однако на этот раз, за пасхальной трапезой, реб Шлойме-Мота покорно молчал. Он понял, что ему обязательно придется согласиться. Веля не помнила, на каком месте пасхального предания она задремала, и снова начала с фразы «Вот скудный хлеб…».
Мейлахка-виленчанин, как и Хайкл, приехал на Пейсах домой. Однако и у его матери и всей его семьи праздник был испорчен: своим сестрам он даже не позволил к себе прикоснуться, как будто они были посторонними женщинами. В молельне реб Шоелки перед молитвой он бегал между скамеек, хлопал в ладоши и громко читал книгу мусара:
— Ай-ай-ай!
Обыватели были поражены, котельщик реб Сендерл спросил, почему он так кричит, отвечая «аминь» ведущему молитву. Мейлахка-виленчанин в ответ перевел из Гемары на идиш, что перед тем, кто отвечает «аминь» во всю силу, открываются врата рая. А реб Исроэл Салантер сказал, что, крича, люди приходят в состояние восторга. Реб Сендерл сдвинул очки на кончик носа и посмотрел на этого мальчика, заблаговременно заботящегося, чтобы перед ним открылись врата рая.
Читать дальше