— Как у тебя дела, Цемах? Я слышал, что ты нездоров, вот и пришел тебя навестить. Узнаешь меня? Я Велвеле, Велвеле Ступель, — и гость уселся на краешек дивана, на котором лежал больной.
Приказчики, сопровождавшие Володю, на этот раз смирно стояли в доме своей матери и не спускали глаз с хозяина. Двоюродный брат тоже вдруг вырос в их глазах, поскольку его навестил сам Ступель. Даже Цертеле остановилась в дверях, согнувшись, и смотрела на то, как богатый торговец мукой беседует с ее племянником.
— Помнишь, Цемах, нашего меламеда с рыжей бородой? Когда он злился, у него на губах появлялась пена. Мальчишки дали ему прозвище «Красный блин, белая пена». — Володя вытащил из кармана пригоршню мелочи, потряс ее в ладони и принялся подбрасывать вверх.
Побледневший больной, опиравшийся на две подушки, подложенные ему под голову, улыбнулся этим воспоминаниям о годах своего детства. Этот Велвеле Ступель любил подставить ножку и покатывался со смеху, когда тот, кому была подставлена ножка, падал. Отплатить ему той же монетой мальчишки боялись. Достаточно было Велвеле замахнуться своей тяжелой рукой, чтобы мальчики отступили, как перед медведем, поднявшим лапу. И все же его любили. Он был добродушен и делился с мальчишками едой из своего большого свертка. Когда меламед проверял какого-нибудь ученика, а тот не знал урока, меламед бил его по голове томом Гемары. Все мальчишки сидели в страхе. Только Велвеле Ступель спокойно смотрел, широко улыбаясь, на налившееся кровью лицо меламеда. Хотя он знал урок еще хуже, чем наказанный, он был уверен, что меламед его не тронет. Во-первых, он самый богатый мальчишка в городе, а во-вторых, может дать сдачи даже ребе.
Цемах увидел, как Володя потерял какую-то монету из своей пригоршни, и старший сын его тети бросился искать ее. Найденный гривенник слуга вложил в руку Ступеля, а тот даже не поблагодарил его, только удовлетворенно посмотрел и снова принялся играть с мелочью.
— А ту историю с жуками помнишь? — спросил торговец мукой.
Однажды, когда меламед задремал, Велвеле вытащил из кармана коробочку и поставил на стол. Из коробочки начали вылезать жуки, разбегавшиеся по раскрытым книгам, пока не забрались в бороду меламеда. Ступель был так восхищен видом черных жуков, забравшихся в рыжую бороду, что в голос рассмеялся и разбудил меламеда, и тот бросился на него с кулаками.
— Ребе хотел меня убить. Я схватил в руки скамейку, и он отступил, бледный, как стена, боясь, как бы я его этой скамейкой не раздавил. — Володя снова потерял монету, и второй приказчик бросился ее искать.
— Однако из хедера ребе тебя выгнал. Отказался от щедрой оплаты за обучение, которую давал твой отец-богач, и выгнал, — глаза Цемаха загорелись злым огоньком. — Что это у тебя за мерзкая привычка бросать мелочь на пол, чтобы люди ползали и подбирали?
Трое братьев закричали на своего кузена так, словно он сделал их несчастными:
— Какое тебе дело?!
Цемах даже не оглянулся на них и продолжил разговор с торговцем мукой: если он любит, чтобы перед ним бегали на четвереньках, то пусть купит себе собаку и выучит ее стоять на задних лапках или пусть научит пса прыгать в воду и вытаскивать в зубах брошенную туда тряпку, но с людьми он не должен так себя вести. Трое братьев Атлас стояли онемев, и даже Цертеле удивлялась своему племяннику: как он может так отчитывать кормильца ее сыновей? Однако Володя довольно рассмеялся и растрепал пальцами свою густую шевелюру. Он ссыпал в карман монетки и встал.
— Насчет собаки это ты здорово сказал. А как хорошо ты помнишь, что меламед меня выгнал! Слышишь, Цемах? Когда сможешь слезть с кровати, приходи к нам. Я познакомлю тебя с моим старшим «парадным» братом и с моей сестренкой. Спокойной ночи вам, тетенька, — крикнул он Цертеле в ухо и вышел из дома, сопровождаемый своими приказчиками.
— Он человек простой, но хороший, — сказала Цертеле племяннику. — Ты должен к нему зайти. Его сестра совсем другая, деликатная, образованная. Непонятно, почему она не выходит замуж.
Цемах лежал с закрытыми глазами и думал, что в то время, как этот Володя Ступель жил в грубой материальности, он сам мучил себя жизнью духовной. Но в конце концов выяснил, что и он не может полностью отказаться от радостей этого мира. Тем не менее Новогрудок все же не прошел для него бесследно: он не стал бы ползать на четвереньках перед богатым лавочником.
Хана, жена Володи, здоровая, свежая и спокойная, как ясное сельское утро в середине лета, знала, как удержать мужа своим телом и едой. Володя любил хорошо поесть и чтобы блюда к столу подавала жена, а не служанка. Увидев, что Хана принесла из кухни миску с рыбой и поднос, уставленный тарелками с мясом и цимесом [40] Сладкое блюдо.
, он заржал, как разгоряченный жеребец, сам не зная, чем он больше опьянен — тяжелым телом жены, ее мясистыми руками и большим бюстом или же блюдами. Восхищенный ее мастерством, ее белыми пальцами и разгоряченным лицом, он бросился к ней с раскрытыми объятиями, обнял за талию и ущипнул, ухватив всей ладонью ее плотное тело, как любил сжимать пригоршню мелочи. Хана остановилась с нагруженным подносом, который держала обеими руками, и спокойно ждала, пока муж немного успокоится, чтобы она могла продолжить носить с кухни в столовую приготовленные блюда. Когда он прыгал вокруг и обнюхивал ее, она не сердилась и не краснела, а улыбалась и без слов успокаивала его, давая понять, что кровать в спальне достаточно широка для двоих и что зимние ночи длинны.
Читать дальше