Жорж Сименон - Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

Каблуки у женщин цеплялись за неровную мостовую улицы, ведущей в гору; проходили мимо старых вилл, мимо отелей, знававших лучшие времена, когда Канн был зимним курортом, а теперь в них сдавали внаем квартиры. Крест, который нес мальчик из хора, поблескивал над головами. Приближались к кладбищу, проходили мимо совсем новых, недавно изготовленных могильных плит, расставленных вдоль тротуара.

Священник снова стал петь молитвы.

— Что с тобой? — спросила Мари-Лу.

— Ничего. Я чуть было не упала.

Селита лгала. У нее кружилась голова, как на ярмарочной карусели, все, что она видела, расплывалось в ярком солнечном свете.

Шли по старинным аллеям, потом по более новым. Процессия остановилась недалеко от стены. Вершина креста из черного дерева резко вырисовывалась на светлом небе. Среди темных силуэтов людей можно было разглядеть прямоугольную яму в желтой земле.

Это нужно сделать, и все тут!

Она все обдумала заранее. Может быть, будет обдумывать и позже. А пока ей казалось, что она больше не существует.

Она отдавала себе отчет только в одном: ей обязательно нужно было проскользнуть между двумя мужчинами, стоявшими в первом ряду, так как она решила действовать в тот момент, когда опустят гроб и Леон бросит первую лопату земли.

— Извините, мадам, — сказал один мужчина, которого она толкнула. Он подвинулся, чтобы пропустить ее.

Мадо стояла как раз против нее, на видном месте, рядом с Леоном, и казалось, была готова в любой момент подбодрить его, сжав его руку.

Могильщики работали в поте лица. Гроб, поддерживаемый веревками, на мгновение застрял при спуске, как будто наткнулся на какое-то препятствие, потом стал снова медленно опускаться.

Правая рука Селиты открыла сумочку и исчезла в ней, нащупала револьвер и сжала его рукоятку.

Никто не обращал на нее внимания. У нее вполне хватало времени тщательно прицелиться. Мадо находилась от нее на расстоянии примерно в три метра. И между ними не было никакого препятствия.

— Libera me, Domine [12] Ныне отпущаеши, Господи (лат.). …

Литургические фразы сливались в трудноразличимое бормотание, заглушаемое шумом бетономешалки, работавшей где-то поблизости от кладбища.

Правая рука Селиты по-прежнему сжимала рукоятку в сумке, а ее указательный палец искал и наконец нашел курок.

Она не сводила глаз с Мадо, но ее вдруг охватило какое-то оцепенение, как если бы она разом утратила представление о том, где находится и что делает. Осознавала ли она еще, кто была эта девушка, которая смотрела в вырытую яму, и зачем она собиралась убивать ее?

Леону дали лопату с небольшой кучкой земли. Он неумело наклонился, в то время как Селита, которой никто не интересовался, вытащила револьвер из сумки.

Но она не стала целиться в Мадо, а медленно подняла оружие, стволом обращенное к себе самой, ибо, охваченная паникой, она не видела иного выхода, кроме как убить себя.

Ей оставалось только еще немного поднять руку и повернуть ее к своей груди. И все будет кончено. Не будет больше никаких проблем, унижений, неприятностей, не будет больше Селиты, не будет ничего.

Леон выпрямился с побагровевшим лицом, посмотрел вокруг себя, как бы спрашивая, что еще должен он делать, и его взгляд остановился на Селите, на оружии в ее руке.

Тогда, не раздумывая и не отдавая себе отчета в театральности ее жеста, она швырнула револьвер в могилу и, расталкивая толпу, бросилась бежать по аллеям кладбища, убежденная, что за ней гонятся. С трудом найдя выход, она с обезумевшим видом выскочила на улицу, которая вела вниз, в город.

Из всех, кто выступал в «Монико» прежде, осталась одна Мари-Лу. Франсина уехала на следующий день после похорон. Пригласили одну девушку из Марселя, потом еще одну — итальянку, которую не могли даже указать в афише, поскольку у нее еще не было разрешения на работу во Франции.

Алиса, сестра хозяина, вернулась в Гавр, так как была очень нужна мужу, и поэтому наняли бывшую кассиршу из кафе «Аллен».

Леон продолжал привозить Мадо и отвозить после ее выступления. Он полностью перебрался в «Луксор» и лишь изредка заходил на бульвар Карно — за вещами и за одеждой.

Через Людо доходили кое-какие сведения о Селите. Он сообщал их Мари-Лу. Не имея средств одной оплачивать квартиру на площади Коммандант Мария, толстушка пригласила итальянку поселиться у нее.

— Ее видели в Ницце, — сказал он ей как-то вечером. — Кажется, она была в одном баре в обществе Кетти…