Константин Сазонов - Фома Верующий

— А вы, да вы, не желаете написать имена, за кого нам помолиться?

— Отчего не написать, только у меня ни ручки, ни бумаги, ни, признаться, денег с собой. Принято же что-то жертвовать. Кстати, сколько обычно?

Дьякон разразился громовым смехом, но через несколько секунд вновь стал даже серьезнее, чем был.

— Вы сами всё знаете.

— Ну, тогда я напишу сначала, а потом поднимусь в келью, у меня там есть какие-то деньги.

В рюкзаке кроме пластиковой карты была наличность, сто евро одной купюрой. Не раздумывая, я отнес их дьякону и положил в ящик для пожертвований. Священник подобрел глазами и с хитрецой посмотрел мне прямо в глаза:

— Я сейчас поведу их в лавку, она там, за территорией обители. Пойдете? Дьякон сверлил меня взглядом и улыбался в бороду.

— Нет, патре, по магазинам я и дома сходить могу.

Священник похлопал меня по плечу, подмигнул и зашагал к выходу.

За воротами монастыря — большая открытая площадка над кручей. С нее хорошо видна дорога, по которой я пришел сюда, в небольшой беседке оборудована курилка, единственное место, где можно подымить в задумчивости. Мое внимание привлекла пестрая группа: тут были и миряне, и монахи, и духовенство. Я встал чуть поодаль и хорошо слышал разговор седовласого батюшки с долговязым и бледным юношей:

— Батюшка, а я в интернете читал, что на Афоне обязательно нужно причаститься, обязательно, — тоном просящего конфету у мамы ребенка обратился к священнику парень.

— Не читал бы ты интернета этого, — тяжело выдохнул батюшка, — одна пакость и грязь там. Его бы совсем отключить, мир стал бы намного лучше. Просто взять и запретить, — и священник обернулся ко мне:

— А вы как считаете?

Мне стал интересен этот разговор, и я ответил с ходу:

— Я думаю, что ничего отключать, а тем более запрещать не нужно. Это такой инструмент в умелых руках, только вдохни мысль, правильное слово, и весь мир уже через минуту его подхватит. Согласитесь, ни одна очная проповедь такой аудитории не имеет.

— Эх, молодежь, молодежь, — снова тяжело вздохнул батюшка, — невозможно ведь из грязного источника напиться, невозможно. Ты там проповедь напишешь, а тебе тут же кнопку на бесовское, на бесстыдство полнейшее разместят.

— Ссылку?

— Ну, наверное, я не очень силен. Но запретить бы лучше.

Нас молча слушает угрюмый монах, чей взгляд улетел далеко за морской горизонт, а бледный юноша тихо шепчет:

— Кто ж с батюшкой спорит? Грех это, грех, грех, грех. Ну чего ты споришь, — говорит он самому себе.

Меня сзади кто-то трогает за плечо. Резко обернувшись, я вижу легкую улыбку, аккуратно остриженную бороду и лицо священника. Он совсем не старый, едва за пятьдесят.

Кивает головой и представляется: «Отец Сергий. Тула». А потом просит меня чуть наклониться и полушепотом начинает монолог:

— Все правильно ты сказал. А коли с кнопкой справиться не можешь, то куда до душ-то? Только рясу снимать. Только так. Но ты не торопись.

— Вы о чем? — я смотрю на священника и понимаю, что с каждой долей секунды его глаза меняют цвет, лицо бледнеет и нас накрывает каким-то невидимым покрывалом.

— Давай отойдем, — предлагает он. И я соглашаюсь.

— Давай сначала, сколько тебе лет, как ты вообще живешь?

— Мне тридцать три, живу я как-то наперекосяк, надеюсь, что это временно, — рассказываю я и вспоминаю свою спартанскую квартиру и отчего-то думаю, как там мой цветок на окне, хватит ли ему воды, не завянет ли, пока я в поездке.

— Хороший возраст. А теперь слушай. Много чего дальше будет, много. Серьезного, жестокого, непонятного, но наступает другое время. Время прощения и милости. Время, когда черви уходят в землю, а куколки становятся бабочками. Не сомневайся, делай то, что должен, то к чему есть талант, воздавай его тому, кто его дал. Только прошу, осторожнее, осторожнее. С молитвой умом и душой работай. Если открыть форточку настежь, то ее быстро заколотят крест-накрест. А когда щелка, то через некоторое время сквозняк начинает морозить ноги. Так что ходи в свой офис, зарабатывай зарплату, но не забывай то ремесло, которым ты одарен.

Мне сказать нечего, и все, на что я способен сейчас, выдавить вопрос: «А можно мне вас найти в Туле, продолжить общение?»

— Не уверен, что это хорошая идея, — отрезал отец Сергий. — Не из вредности, просто сам поймешь почему.

Священник снова надел легкую улыбку и собрал свою команду попутчиков. Помолившись, они зашагали от ворот монастыря к серпантину. Двадцать минут я смотрел, как цепочкой они спускаются к пирсу. Там причалил двадцатиместный «Метеор». Что-то не давало мне покоя, тревожилось прибоем в глубинах памяти.