Константин Сазонов - Фома Верующий

— Вот у тебя приключения, — все тихо удивляются.

Вечером Старый, окрыленный первыми впечатлениями, пытается состроить из себя вояку, да и лычки явно давят. Но тут так не принято. Пока он никто и звать никак. По крайней мере, до выхода на боевые. Это не хуже моего, понимает старший сержант Паперный. Он на полгода младше призывом, коренастый курганский парень, обычно ходит на «Бамбук». Он берет с собой еще одного сержанта и подзывает Старого.

— Пошли-ка, Вова, в каптерку.

— Зачем? — щурится, предчувствуя недоброе, Старый.

— Да поговорим, не бойся, введем тебя в курс дела.

Дверь в каптерку находится рядом с комнатой, где мы сделали импровизированный спортзал. Я иду тягать штангу из автомобильных рессор и слышу только обрывки: «упор лежа принять», «борзеть тут не принято».

Старый выходит из каптерки в задумчивости, и на следующий день просит назначить его в боевое расписание:

— Вот это другой разговор, — хлопает его по плечу Паперный, — пойдешь со мной на «Бамбук», потом я на мачту засяду вместо Витали, а ты будешь на маршрут ходить.

За оставшуюся неделю Старый, который старше большинства офицеров в роте, прочно занимает место в инженерном дозоре. Парень он крепкий, решительный. Уже после двух выходов командир саперов говорит Сухову, что связист на «Бамбуке» у вас — очень матерый, только лишь бы нос не совал, куда не надо, а то порывался даже на рынке торговцев построить. А с местными так нельзя. В крайний день я прошу нашего гору-человека Юшина назначить вместо меня «замком» именно Старого, несмотря на то, что он из самого младшего призыва в командировке. Во-первых, возраст, во-вторых, он из учебки уже не младшим, а сержантом вышел, в третьих — у него взвод будет всегда в полном порядке, без шатаний и разброда. Юшин согласно кивает. Карташов тоже доволен своим заместителем. Напоследок я пообещал отдать Старому свой маскхалат и камуфляж. Забирать вообще из командировки что-то хорошее не принято, все оставляем здесь, тем, кто тащит службу дальше: свитера, форма, разгрузки. Нам это никто не выдавал, сами, как могли, разыскивали, покупали на свои деньги. Я вспоминаю, как по прибытию даже сшил себе ботинки из сапог. На складах, может, оно и есть, вот только вряд ли на всех, и никто ничего не даст, так что крутись как хочешь.

Шестого мая мы уже стоим на плацу с подсумками, в них пустые магазины, худые вещмешки в руках. Построение длится уже час, скоро мы должны двинуться в автопарк. Рядом с ним вертолетная площадка, и далее по обратному маршруту. Аэропорт «Северный» — Моздок — Москва.

На плац вышел начальник штаба, провел перекличку и объявил, что в связи с праздниками командование «закрывает небо», вводится усиление. Партии сегодня не будет, она перенесена на пятнадцатое число.

В тот момент «оборвалось» внутри не только у меня. На глазах сияющие лица превратились в кислые мины. На узле связи нас недоумевающим взглядом встретил Карташов:

— Вы чего, уже домой слетали и решили вернуться?

Но нам не до шуток. Еще десять дней в бригаде. Бесконечные, пустые, одинаковые десять дней.

Обозначается и вторая проблема. Нас исключили из списков роты. Можно спать в палатке, но в помещении наши места уже заняты.

Мы решили по-другому. Начальник связи живет в центральной командно-штабной машине. На другом конце узла рядом с воротами стоит наша разъездная «шишига» Лыкова. Вот в ней мы и будем жить, а если выезд — освободим на время.

Место оказывается удобным еще и тем, что под рукой всегда рабочая радиосвязь. Если что-то нужно, то идти необязательно, можно передать — принесут. Нас нет в списках, а потому мы не ходим на разводы, один раз в день кто-то ведет подразделение в столовую, хоть какое-то разнообразие. На стенке календарь, где ежедневно и старательно зачеркивается прошедший день, на столе — самодельные нарды из куска картона и хлебного мякиша. Утро начинается всегда одинаково. К нам приходят двое дембелей-разведчиков, и начинается турнир. Изредка разведка выигрывает, но все больше остается с носом. В машине мы размещаемся втроем: я, радист Виталя и Витька Крючков, он же Крюк. Наша дембельская троица. Полное ощущение замкнутого безвыходного цикла. Каждый день одно и то же, и даже погода не меняется — жара и солнце. Машина стоит под навесом, и только он спасает нас от неминуемой поджарки заживо в кунге.

Сегодня я решил сводить роту на обед. Молодняк берет дополнительно два котелка, набрать еды Витале и Крюку. Я стою рядом с радиомачтой, в эфире как всегда — колонны, разведка. Вдруг где-то вдалеке слышен сильный взрыв, и эхо от него разлетается в городе между домами. В эфире мат. Следом ухает еще один. Что-то происходит на маршруте. На радиосвязи сегодня дежурит Паперный. Он начинает вызывать дозоры, запрашивать обстановку. Через минуту отвечает Цырен и становится известно, что произошли два подрыва: соседней бригады и нашего «Апельсина». Что у соседей — неизвестно, у нас — один «двухсотый карандаш-щуп», то есть боец-сапер.